Избранные киносценарии, 1949–1950 гг.

У причала ошвартована самоходная баржа. Огромный механический ковш выгружает уголь на площадку.

С площадки его вывозят на тачках к зданию, высыпают в люки котельной.

Среди матросов, работающих по разгрузке угля, воспитанники пятой роты. Все они в рабочей одежде и уже успели порядком вымазаться.

Работой нахимовцев руководит старшина Коркин. Старшина явно не в духе — ребята шалят и не проявляют особого рвения к делу.

Борис и Дима нагружают тачку. Оба друга расстроены, работают вяло, не разговаривают. Где-то неподалеку грянула походная песня. Мальчики обернулись.

От берега отходит парусная шлюпка с воспитанниками четвертой роты.

— Гуляют ребята, — с завистью говорит Дима. — В море пошли, на батарее побывают. А у нас воскресник имени Бориса Лаврова.

— Знаешь что, Мачта! — вскипел уязвленный Борис.

— Какой я тебе Мачта? — неожиданно обрезал его Дима. — Моя фамилия Зайцев. Понял? А Мачта… ты это слово теперь забудь!

Он со злостью швыряет лопату, усаживается на угольную кучу и вдруг замечает подбежавшего Степу Сковородкина.

— А ты вали отсюда, трубач, — грозит ему Дима, — а то я жива научу тебя отличать эсминец от баржи!

Обиженный Сковородкин уходит. Вместо него появляется Коркин.

Старшина огорченно разводит руками:

— Воспитанник Зайцев, дела не вижу!.. Будьте любезны, возьмите лопатку, покажите пример!

Неожиданно за его спиной раздается вопрос:

— Товарищ Коркин, а вы сами когда-нибудь уголь грузили?

Коркин оборачивается — перед ним Левашов.

— А как же, — неохотно отвечает старшина, — приходилось. Грузил до потери сознания…

— А под огнем противника не доводилось?

Коркин оживился:

— Еще бы! Вот однажды в Кронштадте…

— Понятно, — перебивает его Левашов. — Тогда соберите мне роту.

— Есть!

Раздается протяжная трель боцманской дудки.

Причал. Собранные Коркиным воспитанники пятой роты окружили Левашова.

— Скучная работа, — говорит Левашов, — медленная, грязная… Ну как на ней отличишься?..

— Совершенно верно, товарищ капитан третьего ранга, — обрадованно вставляет Дима.

— А вот и неверно, воспитанник Зайцев! — Левашов протягивает руку вперед и весь словно преображается. — Смотрите!.. Это берег осажденного Севастополя. К нам прорвалась баржа с углем. Он нужен Севастополю, как снаряды, как воздух, как хлеб… Кругом гремит бой, непрерывно налетают вражеские самолеты… А мы — работаем…

Левашов умолкает, и в ту же секунду воспитанники — все как один — бросаются к своим местам, проворно хватают лопаты и тачки, и на пирсе закипает по-настоящему дружная и быстрая работа…

К Левашову подбегает Степа Сковородкин, прикладывает к козырьку руку.

— Товарищ капитан третьего ранга, разрешите и мне грузить уголь.

— А ты кто такой?

— Сковородкин Степан Андреевич… Я тоже к вам в Нахимовское собираюсь поступать…

Левашов улыбнулся.

— Ну что ж, хорошо!

— Я все знаю, — еще больше осмелел Степа. — Сигнализацию изучил, морские слова знаю: рангоут, стеньги, гафель, гротбрамштаг… А вот мама купила мне новую капитанку…

Степа снял с головы свою новую фуражку и показал Левашову. Офицер взял фуражку, полюбовался ею, поправил на ней якорь.

— А учишься ты как, Степан Андреевич? Отличник?

Степа замялся.

— Вот только по арифметике неважно…

— Э, брат, тогда ничего не выйдет. — Левашов вернул Степе фуражку и огорченно махнул рукой. — Без арифметики на море пропадешь!..

— За арифметикой дело не встанет, — взмолился Степа. — Разрешите поработать…

— Ну ладно, — сдается Левашов, — иди работай.

Козырнув офицеру, счастливый Степа бросается помогать нахимовцам.

Левашов взглянул на часы.

— Дайте передышку, — приказывает он Коркину.

— Воздух! — громко объявляет старшина.

Несколько ребячьих голосов подхватывают слова сигнала:

— Воздух!

— Воздушная тревога!

— В укрытия!

В саду училища репетирует оркестр. Оркестранты-воспитанники с интересом наблюдают за работой «севастопольцев».

Услыхав сигнал воздушной тревоги, они сразу меняют мелодию музыки.

В оркестре возникает гул моторов, раздается вой падающей бомбы, гремят взрывы, трещат пулеметы.

Работа на пирсе прекращается. Воспитанники бегут в «укрытия».

К Левашову подходит начальник училища.

— Молодцы ваши «севастопольцы»! — хвалит он мальчиков. — Красиво работают.

На лице у Левашова мелькает улыбка.

— Я бы их наградил, товарищ адмирал.

Контр-адмирал тоже улыбнулся.

— Ну что ж, придется…

В награду за отличную работу воспитанники пятой роты отправляются на прогулку. На шлюпках под парусами они уходят в море, держа курс на дальнюю береговую батарею.

Летит над морем радостная нахимовская песня…

Береговая батарея. Из укрытия поднимается длинный ствол орудия.

Нахимовцы окружили орудие, наблюдают за работой расчета.

Надвигается черная туча.

Места номеров расчета занимают теперь мальчики. На боевые посты становятся Дима, Сергей, Марат и другие воспитанники.

Снежков дублирует командира. Он передает данные для стрельбы, потом, взмахнув рукой, командует:

— Огонь!

В ту же секунду раздается первый удар грома.

Все смеются, смотрят на небо.

В стороне стоят Левашов, Коркин, дежурный офицер. Сильный порыв ветра.

— Эге, ветерок настоящий! — придерживая фуражку, восклицает довольный Коркин.