Избранные киносценарии, 1949–1950 гг.

— Что вы, что вы! Он в кабинете, просил никого не пускать. Очки снял. Сами знаете — полчаса протирает…

В а р в а р а  А н т о н о в н а (решительно). Дайте-ка блюдечко.

Она берет со стола, где пили чай, блюдечко.

Подходит к кабинету Павлова, заглядывает в щелку.

Павлов сидит мрачный, протирает очки.

За Варварой Антоновной на цыпочках следует несколько сотрудников. Она решительно открывает дверь.

П а в л о в (раздраженно). Я же сказал!..

Варвара Антоновна вдруг с размаху бросает блюдечко на пол. Оно разбивается вдребезги.

П а в л о в. Что? Что такое?

В а р в а р а  А н т о н о в н а (невозмутимо). У вас задержался тормозный процесс. Ну и вот — неожиданный раздражитель.

Она указывает на осколки блюдечка. Павлов изумленно смотрит на Варвару Антоновну и вдруг хохочет, хохочет до слез, машет руками:

— Фу, какая чепушная женщина.

В а р в а р а  А н т о н о в н а. Иван Петрович, там делегация от студенчества.

П а в л о в. Какая еще делегация? Меня нет.

В а р в а р а  А н т о н о в н а. Но им сказали, что вы здесь.

П а в л о в (раздраженно). Кто? Кто сказал?

В а р в а р а  А н т о н о в н а. Я. Мне кажется, что…

П а в л о в (смягчившись). Всегда вам что-нибудь кажется (выходит в вестибюль).

В вестибюле трое юношей. Двое из них в студенческих куртках, третий — Семенов, в косоворотке, вихрастый, большеголовый.

П а в л о в (сухо). Чем могу служить, господа?

Некоторое замешательство. Прием не очень-то любезный.

С е м е н о в (срывающимся голосом). Мы, Иван Петрович, от имени студенчества. Мы знаем, что вы строите лабораторию. Ну, и что У вас… в общем, нехватает средств. Мы провели подписку, и вот тут акт и…

Семенов не решается почему-то сказать, деньги, и протягивает папку.

П а в л о в (грозно). Вот как? А кто же вас, милостивые государи, на это уполномочил?

С е м е н о в (смутившись). Никто. Мы сами. Денег ведь вам все равно не дадут. В общем, мы все понимаем. Вот! (Протягивает папку.)

П а в л о в. Спасибо, господа. (Откашливается, точно что-то перехватило ему горло.) Душевное вам спасибо. Но только денег я взять не могу. Я знаю, что такое студенческие деньги. А вот подписные листы мне пришлите. Это мне дорогая грамота будет.

С е м е н о в. Нам так хотелось… принять участие.

П а в л о в (улыбнувшись). Вы что ж, медик?

С е м е н о в. Да.

П а в л о в. Ну вот и хорошо. Кончите — милости просим. Наши двери открыты.

Он протягивает руку, прощаясь, смотрит им вслед, и сосредоточенное его лицо смягчается.

Варвара Антоновна с улыбкой наблюдает за ним.

П а в л о в. А? Каковы? Жаль, господина Петрищева здесь не было.

В кабинете.

П а в л о в. Иногда мне кажется, что мы одиноки, что наша лаборатория только островок в чужом мире. Душно стало в России, душно! Павлова забаллотировали? Превосходно! А у юродивого, у братца Иванушки, две тысячи посетителей на Крестовском. Это же бред… Но вот сегодня эта молодежь… Вы молодец, что привели их ко мне. (Задумчиво.) А однажды, может быть, и вы уйдете и будете писать статьи в газетишки.

В а р в а р а  А н т о н о в н а. Никогда!

И это звучит у нее с такой силой и искренностью, что Павлов изумленно всматривается в лицо смутившейся почему-то Варвары Антоновны.

П а в л о в. Ну, ну, не зарекайтесь.

Н и к о д и м (входя). Доктор Званцев вас спрашивает.

П а в л о в (изумленно). Что? Званцев? Что ему нужно?

Н и к о д и м. А этого уж не знаю. Только они самые.

П а в л о в (усмехнувшись). Ну, что ж, проси!

Входит Званцев. Увидев Варвару Антоновну, останавливается у порога.

З в а н ц е в. Я хотел бы видеть вас одного…

Павлов удивленно пожимает плечами. Варвара Антоновна выходит. Званцев садится у стола и сидит, уставившись в какую-то одному ему видимую точку. Павлов удивленно наблюдает за ним:

— Простите, но я занят…

З в а н ц е в (как бы очнувшись). Да, да, я не осмелился бы беспокоить вас, если бы это не было для меня так важно… Все эти годы меня ведь тянуло к вам… Да, да, вы меня преследовали… своими лекциями, опытами. Ну что ж… они превосходны.

П а в л о в. Не понимаю… Не так давно вы болтали там какую-то чепуху.

З в а н ц е в (махнув рукой). Это пустое. (Коротко смеется.) Это был последний спор с самим собою. Многолетний спор. Я цеплялся за иллюзии. И вы переспорили. Ты победил, галилеянин! Согласен! Хаос мира, и в нем человек — пустое собрание клеток, так ведь? Но ведь тогда неважно, ученый вы или крадете серебряные ложки. Чепуха! Двуногая машина — не больше. Это трудно, но я понял вас…

П а в л о в. Ни черта вы не поняли, Глеб Михайлович. Человек — это великолепный организм, равного которому не создавала природа. Это высочайшая точка развития жизни. И он бессмертен, если хотите, как бессмертна жизнь. Он бессмертен в делах, в человечестве… Ну, а вы можете красть серебряные ложки. Это ваше дело.