Избранные места из «Экологии лабиринта»

За свою карьеру Маллион вырывал клыки у гигантских пауков, счищал дымящуюся кожуру с плотоядных слизняков и вытряхивал крошечные сокровища из такого количества обдристанной гоблинской одежды, что хватило бы на целый батальон этих маленьких ублюдков. Каждый год, когда наступают тёплые месяцы, безумцы упорно обходят все храмы, лабиринты и руины, кои только могут найти, зарываясь в уже известные или вновь открытые места, одержимые нашествием кошмарных созданий. Иногда безумцы не возвращаются из своих «походов», а иногда с ними пропадают и команды сборщиков. По мнению Маллиона, это глупо. Все эти тёмные и населённые призраками места следует выжечь по-настоящему и изгнать нечисть навсегда. Но возле всякого подземелья вы встречаете толпы безумцев с их безграничным энтузиазмом, и эти сумасшедшие нанимают сборщиков, посещают таверны, конюшни и кузни, а в сельской местности деньги нужны всегда. У Маллиона двое детей и престарелая мать, и многие сказали бы, что ему ещё повезло.

Откладывая бесполезный череп в сторону, Маллион с удивлением ощущает внезапный холодок камней под своей рукой. С любопытством и опаской пробует липкий участок кончиком пальца. О да, отчётливое ощущение холода. Неприятное обстоятельство, да. Не для таких, как он. Он поднимается на скрипучие колени и делает шаг назад…

IV

Нужно быть предельно осторожным с заклинаниями для путешествий во времени.

Ты думаешь, что всё знаешь до того, как всё испортишь, но нет.

Совсем нет, как узнаёшь потом.

Антар-Каладон, Повелитель Кровоточащих Самоцветов, Верховный Чародей, Осквернитель и Избавитель Фракса, мог быть и поаккуратнее в своём заклинании. Небесные тела вращаются вокруг своих осей и перемещаются не только во времени, но и в пространстве. Существуют поправочные коэффициенты, но Антар-Каладон позволяет себе немного расслабится (действительно, лёгкая небрежность зачастую оттеняет гениальность). И вместо торжественного появления под ярким светом Луны в выбранный для задуманного ритуала год, он материализовался посреди каменной стены на глубине примерно трёхсот футов, в одном из ответвлений небольшого комплекса подземелий, построенного им двадцать или тридцать веков назад.

В биографии большинства волшебников эта запись стала бы последней, но Антар-Каладон, никем не проклятый шут, давно сменил усталое хлюпанье бренного тела на холодную, элегантную минерализацию. Для существа из бессмертного камня акт телепортации в толщу собственного зодчества, хотя и вызвал разочарование, но не стал неразрешимой проблемой.

Шевелиться он не мог, но и не был полностью неподвижен — в то время как о сложном колдовстве не могло быть и речи, Антар-Каладон смог произнести простое заклинание телепортации примерно в пятьсот тысяч раз медленнее обычной скорости, причём голос звучал так тихо, что полностью терялся в звуках оседающей земли. Каждые несколько лет он завершает фразу и телепортируется на несколько футов вверх, неизменно встраиваясь в новый участок стены или пола, но после стольких лет и стольких заклинаний он точно близок к успеху. Возможно, скоро произойдёт освободительное перемещение, и уж тогда…

Что-то задевает его сознание. Ощущение жизни и движения, отделённое от его вытянутых пальцев всего несколькими дюймами камня. Ощущение исчезает, что неудивительно. Его бессмертная форма отрицает жизнь. Ни один человек с бьющимся сердцем не сможет долго выносить его близость. И всё же это возбуждает. Дюймы! Дюймы отделяют от существа наверху! О, пусть на этот раз всё свершится. Прямо сейчас!

V

Корзина опускается и Ирмегард размышляет, что там, внизу, не будут довольны содержимым. Они никогда не бывают довольны, чёртовы психи.

Ирмегард ворчит и думает о чём-то нелицеприятном, пока травит верёвку через блок, установленный прямо над разбитым световым люком, ведущим в проклятый лабиринт под холмом, известным как Курган Кэла (или, иногда, Могила Кэла, хотя Ирмегард никогда не встречала никого, кто знал бы этого Кэла или вообще понимал, какого чёрта его тут закопали). Сорока футами ниже, в круге света, падающего из отверстия, стоит один из безумцев и машет ей рукой, будто корзина, спускаемая по верёвке, может попасть куда ещё, как не прямо в руки психу.

Мягкие летние лепёшки, печёночно-овсяные колбаски, запечённый батат, фаршированный стручками чёрного перца, пирог с корицей и сладкое вино соломенного цвета — вот вклад Ирмегард в опускающееся послание, и это всё, что она может предложить для полуденной доставки. Маллион, Тайло и подруга двоюродной сестры её тётки, Арна, могут шастать в темноте, вслед за безумцами, но когда Ирмегард приносит приготовленный обед, то спускает его по верёвке, сама оставаясь на дневном свете. Мысль, что в один прекрасный день она может услышать последние затихающие крики тех, внизу, одновременно пугает и в какой-то мере интригует — ворчуны больше всего на свете любят, когда их предсказания сбываются (и вообще, у двоюродной сестры тётки Ирмегард подруг хватает).

— Эй! Эй, там, наверху! — ожидавший безумец подхватил корзину и начал в ней рыться.