Избранные новеллы

- А то, что приблизительно то же самое происходит с нами, когда нам исполняется шестьдесят. Дремлющие в нас импульсы, воспоминания выплывают, как бы выстреливают из темноты, сильные и внезапные, и требуют права на жизнь. Беспощадно они уничтожают кумиров и идолов и тот жизненный ритм, который мы создали за свою жизнь. Весь круг понятий и представлений, когда-то важных для нас, утрачивает ценность, вся система нематериальных символов, все, что относится к внешним проявлениям, маски - все отпадает, почти безболезненно. Будто бы детство внезапно оживает в нас, обретает новую реальность, и тогда мы, как это говорят, впадаем в детство. В один прекрасный день наши чувства притупляются - это переход в другую категорию, но очень важный переход. Приближение к старости на миг обостряет в нас все, как электрическая лампа, которая вспыхивает и светит ярче перед тем, как перегореть.

- А фантомы, как вы их назвали, - они куда деваются?

- Они возгораются, они тлеют, они уже не оборванные, они контактируют с чем-то...

- С чем?

- С тем, что еще осталось. То, что уже сжалось и уменьшилось, что еще, может быть, станет вровень с реальностью.

- Реальностью?

- Или нереальностью. Я говорю об импульсах, об их возможном существовании, о том, что всегда присутствовало. Я имею в виду то случайное, кажущееся, что писатели, претендующие на психологизм, называют характерным. Вы все пишете об отправном пункте. Вы рассуждаете о контакте, имея в виду то, что находится вне индивида. И утверждаете чепуху, что человек не существует вне среды: эти современные писатели пишут об этом немало. Чепуха все это. Находясь в этой вечной связи со средой, мы постепенно растворяемся в ней. Человек как существо социальное - блеф! Человек сам по себе - это плодотворное одиночество. А контакты - почему это они должны быть направлены вовне? А пресловутая некоммуникабельность - модное словечко, жаргон, так сказать. А как же тогда внутренние контакты? Вы что-то сказали?

- Нет, ничего. Вы имеете в виду контакты возможностей?

- Я имею в виду возможности. Вы говорите о самовыражении - да-да. И хотя вы этого не сказали, это и так ясно. Жаргон. Никто не знает, что это значит. Почему это, скажите на милость, какие-то вещи должны воплощаться - и что это значит? Почему мы должны извлекать что-то из вещей? То есть что-то полезное. Даже самого себя делать полезным. Ведь это имеется в виду?

Ситуация опять изменилась. В его одержимости было что-то истерическое. И к кому, собственно, он обращается? Вряд ли ко мне. Волна горечи нахлынула на него.

- Когда я был молод, я завидовал целеустремленным людям. Случалось, я тоже пытался сделать что-то, затевал какое-то дело. Ничего хорошего из этого не вышло. Когда ощущаешь, что вся жизнь впереди, все становится решающим. Что-то не удается, что-то делаешь наполовину, будто за тобой следят. А кто следит? Силы извне. Кто-то пишет за тебя твою жизнь, ставит тебя в какую-то зависимость, вовлекает в эту сложную систему отношений с людьми. И прежде чем ты это осознаешь, ты превращаешься в литературного героя. То малое, что мы совершаем, и все, чего мы не совершаем, остается вне оценок. А почему? Да потому, что все имеет свои последствия. Потом это превращается в "страницу жизни". И эта "страница" становится просто страницей романа, который мы листаем. Что там следует дальше? Окунуться в эту жизнь или воздержаться? Это не меняет дела. Может, ты всегда поступаешь не так, но разве писатель учитывает это? Что-то мы все-таки должны совершать, делать свой выбор. Возможности у всех равны. Ваши ставки, господа! Крупье всегда получит свое. Он сделал выбор. Кто-то всегда вставляет кому-то палки в колеса. Это и значит быть молодым.

Он разглядывал свой бокал, словно это был хрустальный шар для гаданья.

- Но когда человеку шестьдесят... - сказал я.

- Все равно опять возникает выбор. Господин поэт, вы позволите мне немного пофантазировать? Большие восковые свечи, когда они новые, горят крохотным живым веселым пламенем, горят с упоением, как бы приговаривая: "Посмотри, как неприметны мы были, смотри, мы горим, подойди, обогрейся, старина, у тебя холодные руки. Но ты не осмеливаешься, потому что понимаешь, как мало мы значим, ты уже встречал нас раньше, и ты знаешь о нас с той первой встречи, ты знаешь, что мы можем жить в тебе как возможности. Тебе следовало бы отшатнуться от нас". Разве не об этом писал старый добрый Ибсен, у молодого Ибсена это и есть самое страшное. Возможности. Мир смотрит на тебя и говорит: "Ты должен увидеть меня, прежде чем постареешь".

Откуда в нем этот пафос? Неужели я его зажег, и кто из нас этот пафос отражает?

- Вы хотите сказать, что человек в конце концов смиряется с самим собой, хотя и сопротивляется?

Он выпрямился, поправил галстук и весь как бы распрямился.

- Это звучит так банально, так безлико. Писатели боятся банальностей и поэтому смотрят на них вытаращив глаза. Но избежать их не могут, ведь банальное просто и правдиво.

Я сдержал улыбку - это не вписывалось в мой стиль поведения.