- Совершенно верно. Снимки, как правило, не похожи. Спрашиваешь отвечают не то. Наши коллеги на таможне, к примеру, сразу догадываются, кто везет с собой вещь, подлежащую обложению пошлиной, или запрещенный товар.
- И тогда все набрасываются на одного!
- Вот именно. На одного. На того, кто дает к этому повод.
Взглянув в окно на опустевший аэродром, я сказал:
- За день столько накапливается незавершенных дел, что служащий ощущает укоры совести, а это, видимо, порождает под конец дня прилив административного рвения. Ваш служащий, которого я про себя окрестил Шилом, придя сегодня домой и принимаясь за еду, наверно, объявит: "Нам снова попался нахальный пассажир - из тех, что воображают, будто им все дозволено, но уж я..."
- Весьма возможно.
- Одного не пойму - почему вы выбрали именно меня?
Он долго разглядывал меня, прежде чем ответить:
- За долгие годы службы я не раз задумывался над этой проблемой. И вот теперь, глядя на вас, я понял, что в этом есть своего рода закономерность. Некоторые люди привлекают к себе внимание.
- Как виновные, хотите вы сказать?
- Называйте как угодно. Но если вы имеете в виду владельцев фальшивых паспортов или тех, кто провозит мелкий, но опасный товар, - эти знают, как себя вести. Из них мало кто попадается.
- Так, значит, я?..
- Некоторые люди всегда чувствуют себя виновными в чем-то. Иначе всего этого не объяснишь. Надо думать, нечто подобное случалось с вами и раньше?
- Никогда!
- Значит, что-либо другое в этом роде. Например, на таможне перерывают только ваш чемодан, тогда как других, всех, кто только что сидел с вами в купе и похвалялся своими мелкими прегрешениями против правил, выпускают без проверки...
- Да, пожалуй, вы правы!..
- Люди с фальшивыми паспортами никогда себя не выдают. Те, кому есть что скрывать, скрывают.
- А мы все, безвинные, - мы, значит?..
- Не все. Я же не говорил, что все.
- Только некоторые?
Он долго глядел на меня своим по-детски испытующим взглядом, потом сказал:
- Вы сами все время употребляете такие слова, как "виновный" или "безвинный". А ведь наши клиенты примечательны не тем, чем они являются на самом деле, а тем, чем они себя ощущают.
- Послушайте, это же признание банкротства! Вы со своими подчиненными глубоко меня оскорбили. К тому же вы отняли у меня время. Я буду жаловаться и потребую возмещения убытков.
- Как вам будет угодно, - сказал он и протянул мне куклу. - А вот ваш паспорт. Как видите, в нем стоит штемпель. Но я бы рекомендовал вам получить новый паспорт.
Он медленно и устало поднялся, словно каждое движение стоило ему неописуемых усилий. Затем протянул мне свою визитную карточку:
- Здесь указано мое имя, должны же вы знать, на кого вам жаловаться. Кстати, как видите, я тоже прихрамываю. То, что мы называем "особыми приметами".
Он вяло улыбнулся.
Невольно я тоже улыбнулся в ответ.
- Не потому ли вы так быстро подмечаете чужую хромоту?
- Совершенно верно. Я уже говорил вам, что некоторые люди привлекают к себе внимание... словом, я тоже из породы тех, кого вы называете "виновными". Впрочем, я, право, не могу вас дольше задерживать. Ведь сумма возмещения убытков растет!
На этот раз он улыбнулся во весь рот. Чтобы обезоружить меня? Нет, не похоже. Казалось, это он теперь куда-то спешил. Я же по-прежнему сидел в той же позе. И даже не сделал попытки собрать свои вещи. Паспорт, кукла, дорожный несессер - эти привычные вещи смотрели на меня со стола. Но я не узнавал их. Словно они принадлежали кому-то другому.
- Но это же ваши вещи! - сказал он, отгадав мои мысли. Он сам стал собирать их, а затем осторожно сложил в мой дорожный чемодан. Пожалуйста, - сказал он и слегка подтолкнул чемодан ко мне, все так же улыбаясь.
А я по-прежнему сидел в той же позе, сжимая в руке его визитную карточку. Почему-то вдруг я спросил его:
- Но вот вы - коль скоро вы допускаете подобные поступки, - вы-то сами кто?
- На самом деле? - спросил он лукаво. И в тот же миг вновь обрел тот облик, что я увидел вначале, прежде чем открыл в этом человеке - по взгляду его и рукам - ребенка. - Я чиновник, - сказал он устало, - и давайте на этом кончим.
Но по-прежнему он стоял, а я сидел. Казалось, мы поменялись ролями. И хотя я по-прежнему сидел там, где положено сидеть посетителям, я начал допрос, а он - да простит меня всевышний за эту мысль, - он стал мной. Теперь он стоял с моим раскрытым чемоданом в руках, с куклой, паспортом и несессером; его пальцы нервно теребили мою пижаму, торчавшую из чемодана. У меня же в руках была его маленькая Диана.
- Да, но такая визитная карточка, - сказал я, держа ее перед собой, чтобы прочесть фамилию, - ни о чем не говорит.
Он обреченно пожал плечами. Я же чувствовал, как меня захлестывает неведомая сила. Я сказал:
- Будьте любезны, пройдитесь по комнате. На какую ногу вы хромаете?
Он послушно сделал несколько шагов.
- На левую, - сказал он, прохаживаясь. Но хромал он на правую.
Тогда я сказал:
- Ошибаетесь, вы хромаете на правую ногу.