Но у него хорошая реакция - может, он предусмотрел это или просто предчувствовал. Он не тратит время на то, чтобы обогнать ее и встать между нею и морем. Хватает ее сзади, поворачивает, крепко держит. А в глубине души изумляется: неужели это он, ведь он всегда такой... Но кто-то незнакомый действует в нем. Он валит ее в снег. Она сильная. Еще сильнее оттого, что в отчаянии. Она высвобождается и бежит к кромке льда. Но он снова подминает ее под себя. И на этот раз сильнее оказывается он. Все это напоминает состязания по борьбе, которые показывают в кино. Он придавил ее к земле, лицом в снег, потом переворачивает ее и прижимает затылком к "ковру". Словцо из спортивного языка, спорт и кино, вертится у него в голове.
- Вот так-то, - со стоном вырывается у него.
Дыхание белым паром вылетает изо рта у обоих, в нем как бы сверкают мечи, они сшибаются, клубы пара смешиваются, переливаются друг в друга, соединяют их губы.
- Нет, так дело не пойдет, - выдыхает он, теперь он по-настоящему разозлился. - Хватит, отвоевалась. - И хоть он и охвачен праведным гневом, он замечает, что обратился к ней на "ты". И снова думает: что со мной... Я, обычно такой...
Какой же он обычно? Ему некогда вспоминать. Она распрямилась, вытянулась во всю длину, придавленная его телом. Только бы не умерла, думает он. Шепчет что-то в этом роде, невольно. И одновременно в голове мелькает мысль: это ее очередная уловка. Негодница, думает он, она хочет умереть.
- Отпустите меня, - требует она с отвращением.
Он машинально выполняет приказ. Но он настороже. Она садится и вяло произносит:
- Кто дал вам право... - Не заканчивает фразу. Поза ее становится менее напряженной. - Как вы узнали?..
- Не все ли равно. Я вас увидел.
Изо рта вылетают мечи. Мечи сверкают при каждом слове.
- Увидели меня? Откуда?
- Это не имеет значения, я же вам сказал.
Она озирается. Туман вновь сгустился. Скрыл и море, и берег, и острова.
- Вы не могли меня увидеть!
Ее упрямство раздражает его, и в то же время он понимает - она права. Он смотрит туда, где должны быть мысы, домики - да существуют ли они вообще?
- Наверное, я угадал вас, - тихо говорит он. Она смотрит ему прямо в глаза. Его слова для нее лишены смысла. Поэтому он добавляет понятное: - Вы, наверное, ужасно замерзли.
Она как будто сама хочет разобраться, замерзла она или нет. Озноб сотрясает ее. Губы побелели, она беспомощно подносит к ним руки, как бы желая отогреть. На ней варежки. Но они совсем обледенели. Он осторожно поднимает ее, робко взяв за плечи. Ott сильный. Она мешком повисает у него в руках. Стоит, пошатываясь, а он поддерживает ее.
- Вот так! - восклицает он, и облачко пара вырывается у него изо рта. А теперь побежали!
Но она еле передвигает ноги и, конечно, не может бежать. Она опускает глаза, ей стыдно.
- Да, да, все ясно! - снова кричит он. - Ноги замерзли!
Когда кричишь, становится как будто чуть легче, пространство, лежащее перед ними, кажется не таким бесконечным. Он осторожно ведет ее, а сам размышляет над словом "пространство": почему именно оно пришло ему в голову. Но это самое подходящее слово. Пространство, где нет ни границ, ни направлений, нет даже и самого времени. Давно ли он пустился в этот путь? Как, и когда, и зачем?.. Все это, в сущности, один и тот же вопрос.
- Пошли! - снова командует он. Он не решается идти впереди, прокладывая дорогу, ведь она может снова повернуть к морю...
Она ковыляет с ним, поскользнулась, упала, но поднялась и опять идет. С трудом передвигая ноги, но идет. Он тащит ее. Сначала он поддерживал ее под локоть, но это не помогало ей двигаться быстрее. Тогда он берет ее за руку. Хотя оба в варежках, он чувствует, какая холодная у нее рука. Через несколько шагов он стаскивает варежки и с себя, и с нее, растирает ей руки, одну, потом другую. Затем дает ей надеть свои варежки, они у него толстые, на меху. В них она чем-то напоминает пингвина: она ведь такая тоненькая, и становится как будто меньше ростом, маленькая девочка-пингвин. Теперь она может бежать, делает короткий рывок. Он думает: она хочет умереть... но какой в этом смысл? Он смотрит на берег, смотрит туда, где должен быть берег. Честно говоря, у него не было никакой возможности сохранить ориентировку, запомнить направление. И все же он знает, то есть ему кажется, что он знает, где море, а где берег. В то же время ему известно, насколько опасно и обманчиво может быть такое знание. Теперь она уже бежит более прытко, хоть и прихрамывая. Но что, если они бегут в неверном направлении? Одно утешение: жизнь возвращается к ней, в ней все больше жизни.
И вдруг девушка медленно падает на снег - падает беззвучно на снег и лежит как куль. Он тут же наклоняется над ней и говорит строго, но не слишком сурово:
- А ну, вставай! Вставай, кому говорю! Ты же у нас молодчина!
Но она не молодчина. Она - мешок, куль, и жизнь как будто опять совсем покинула ее.
- А ну, вставай!