Избранные письма. 1854–1891

<…> Есть и другая история. Пока она еще сносна, но может тоже со временем повлечь за собой ряд горьких последствий. Мой солидный, твердый, верный, умный, осторожный Саша Пронин вдруг, после стольких лет приличного поведения, прорвался совсем по-великороссийски. Увез горничную молоденькую от князя Вяземского (из имения), устроил ее в Козельске на свой счет, собрал компанию, кутил, начал пренебрегать всеми моими делами и, наконец, наделал долгов. Варя была очень огорчена; вмешались мы с от. Амвросием и убедили его уехать на несколько месяцев к отцу (под Москву), чтобы отвыкнуть, пережить чувства, так сказать. Он очень умен и вовсе не бесхарактерен, так что можно надеяться, что он обуздает себя хоть на время. Мне он сам не нужен ни для хозяйства, ни для сердца; и для того, и для другого нужна Варя. Его можно будет устроить на должность где-нибудь поблизости здесь. Но за ее будущее мне страшно: раз молодой и красивый муж решился на подобный первый шаг, захочет и второй, и третий раз развлечься. Она же, Варя, женщина хотя и умная, и очень добрая, и благородная, и набожная, но не из тех ловких жен, которые умеют с этого рода делами мириться и через снисхождение и ловкость эту сохраняют навсегда дружбу мужей. Она, вопреки всем моим просьбам и советам, не может воздержаться, чтобы не наскучить ему укорами. А это, увы, самое верное средство удалить от себя и самого доброго мужа.

Видите, голубчик, и с этой стороны «почва» под моими ногами колеблется! И по поводу всех этих неожиданностей приходится подивиться и с ужасом подумать: как это столь-кие люди живут без религии и особенно в старости, когда уже нет утешения ни в житейской борьбе, ни в тех страстях, которые увлекают людей помоложе.

А при вере все-таки и на этой обманчивой земле много легче.

«Богу так угодно! Бог милостив!» И легче. <…>

13 января день моего рождения; 59 лет, а по статистике только 1 человек на пятьсот доживает до шестидесяти лет. <…>

За портретик благодарю. Он очень мил, хотя и мал. Но поэтому же у Вас, в Белостоке, фотографическая мастерская называется фотоателье.

Вот холуевина-то!

Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).

211. К. А. Губастову

14 января 1890 г., Оптина Пустынь

<…> Скажу Вам только две новости: 1) вчера, 13 января, мне минуло 59 лет. Это удивительно! Никак вполне к этим «законам природы» не привыкнешь! А 2) вот что: Марья Владимировна гостит здесь, в Оптиной, уже 3 месяца на гостинице, в 20–30 шагах от моего дома, и пробудет и еще, пока отец Амвросий не достанет ей место где-то в Полтаве.

И мы не только не видимся, но даже не волнуемся оба, находим это совершенно естественным.

Вот уж именно: «Les jours se suivent, mais ne se ressemblent pas!»[103]

За воспоминания Ренана¹ очень Вам благодарен. Они действительно очень сердечны и милы, и даже могут и религиозную пользу принести, ибо если он сам утратил веру безвозвратно, то ведь никто не обязан в этом ему сочувствовать или подражать. Но он местами о вере других пишет умно, благородно и справедливо.

Утратить безвозвратно веру – это то же, что в другой сфере impotentia virilis[104]. Глуп будет человек, который будет уверять, что в половых отношениях нет ничего приятного и даже высокого, оттого что он сам импотент!

Ренан – импотент в религии, но он достаточно умен, чтобы понимать, что сама-то по себе религия хороша и утешительна <…>

Впервые опубликовано в журнале: «Русское обозрение». 1897, июнь. С. 906–907.

¹…воспоминания Ренана… – «Souvenirs d'enfance et de jeunesse» («Воспоминания детства и юности»), 1883.

212. И. И. Фуделю

11 февраля 1890 г., Оптина Пустынь

<…> Я тоже на этот раз буду краток. Ничего нового у нас здесь нет. В моей жизни никаких пока особых перемен. Завтра начинаю говеть, дома, конечно.

Есть, впрочем, одно новое и утешительное. Двое молодых людей из хорошего дворянства – Шидловский¹ и двоюродный брат его Черепанов² – поступили недавно в скит. Они оба женаты, жены их молоды и хороши собой, жили согласно, как слышно, но решились отказаться от мира и друг от друга. Их одели (то есть надели с молитвой ряски) всех 4-х в один день; на гостинице прощались, и даже от. Петр³, известный Вам и Евгении Сергеевне гостиник, мужичок скорее хитрый, чем чувствительный, и тот заплакал, глядя на слезы Черепановой⁴. Другая (Шидловская)⁵ посуше, кажется, и с «душком».

Дамы после этого уехали в Воронежскую губ., в общину, которую Шидловская устроила в своем имении, а мужья остались в скиту. Помоги им Господь! <…>

Ходят слухи об отставке Бисмарка… Дай Бог! Император⁶ очень жив и опрометчив и без тормоза наделает ошибок нам на пользу… Вот и люби все человечество это по рецепту Достоевского и Соловьева. Я не умею! И без тени покаяния даже буду очень рад таким невзгодам Германии, от которых долготерпеливая Россия наша попользуется для разрешения Восточного вопроса (т. е. хочу и сам дожить до взятия Царьграда). Это – главное. <…>

Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).