Избранные письма. 1854-1891

(…) Чернова статья[795], в сущности, весьма бестолкова, не только там, где он говорит собственно обо мне, но и почти во всем остальном. Его лестные обо мне отзывы и тогда не ослепили меня вполне, но я, по немощи человеческой, находил удовольствие закрывать глаза, пока дело шло о прославлении моего имени. Но когда он позднее прислал мне целую книжку свою «Русский национальный дух при Александре III[796], я увидал, что в других статьях этого «благонамеренного» сборника он совсем сбился с толка, и понял, что не в моих выгодах и поминать у нас о его лестном, но бестактном обо мне отзыве. У нас моими сочинениями интересуются, дай Бог, 50 человек на всю Россию, а он придает мне какое-то необыкновенное значение. «Россия в миниатюре!» Шуточка это! Если бы даже предположить, что есть и подобие правды в этом комплименте (т. е. в том смысле, что я в мыслях переживаю на 10–15 лет ранее других те фазисы, в которые позднее всякий раз вступает передовая русская мысль вообще и даже само правительство), то все-таки надо говорить об этом доказательнее, чем делает бедный мосье Портье! Спасибо ему. Но ведь и медведь хотел услужить пустыннику… Конечно, успех — вещь приятная; но что же делать: «habent sua fata libelli!»[797] Я все-таки и при жизни уже гораздо счастливее Данилевского; мое имя все-таки так или иначе многие знают. О Данилевском же всего лет 5–6 тому назад кто слышал? Начну я, бывало, говорить о нем… «Кто такое? Что такое? Не знаем, не слыхали, не читали». А теперь, видите, какая борьба, какая многозначительная, серьезная борьба поднялась над его могилой! И она еще не скоро кончится!.. А почему? Заблуждений (либеральных) у него очень много, но он сказал только одно великое слово, сделал один исполинский шаг в области исторической мысли: «Теория культурных типов и смена их!»

Надо, конечно, различать в этом вопросе прошедшее человечества от его будущего и, сверх того, собственно научную его мысль от его же патриотических надежд и пристрастий. Яснее: культурные типы были; теория этих типов — превосходна, она лучше всяких других делений для понимания истории; но будут ли еще новые культурные типы, это — другой вопрос. Весьма возможно, что и не будет их более, а что человечество после целого периода кровопролитий и борьбы примет (вопреки желаниям Данилевского и моим) известный всем нам общеевропейский утилитарный характер и, дойдя на этом пути непременно до абсурда, погибнет, то есть или начнет постепенно вымирать, или, посредством прогрессивного физико-химического баловства своего, произведет какую-нибудь ужасную и неожиданную всеземную катастрофу. Это весьма возможно и потому ценность теории культурных типов для прошедшего человечества нельзя равнять с ее ценностью для будущего. Это раз. А потом, допустивши даже, что будет еще (до неизбежного и надвигающегося светопреставления) один или два новых культурных типа, мы все-таки не имеем еще через это права (рационального) надеяться, что этот новый культурный тип выработается непременно весьма уже старою Россией (900 лет с крещенья, и больше 1000 с призвания князей!) и ее славянскими единоплеменниками, отчасти переходящими (как болгары и сербы) прямо из свинопасов в либеральных буржуа, отчасти (как чехи и хорваты) давно уже насквозь пропитанных европеизмом. И мне бы очень хотелось хоть с того света увидать этот новый и пышный (четырехосновный, по Данилевскому) культурный всеславянский тип! Но — увы! Признаки благоприятные есть, но они так слабы и так еще мелки… И неблагоприятного со всех сторон так много, что мне, признаюсь, все чаще и чаще представляется такого рода печальная картина: эта национальная и религиозная реакция, которая теперь довольно сильна в русском обществе, не есть ли это одна из тех кратковременных реакций к лучшему, к здоровью и силе, которые иногда испытываю на себе и я (например) в моей старости?.. Таких малых реакций, небольших обратных течений на старой почве было в истории много (постарайтесь припомнить), но все это не было реакцией, вековой, на новых основах; примерами последних были: византийское православие, папизм через 400–500 лет для Запада — феодализм и папство, а для Востока — мусульманство и буддизм (привившийся в Китае и Тибете).