Избранные письма. Том 1

С театром дело, кажется, наладится. Вернее всего, снимем на 12 лет театр Омона (в Газетном) и перестроим его по нашим нуждам. Веду переговоры, осматриваю, провожу свободные часы с архитектором и пр.

Моя пьеса налаживается. Через неделю играем. Пришлю тебе телеграмму об успехе ее (или неуспехе)[559]. Постановка оказалась сложнее, чем думали, и репетиции сильно перебивались то болезнями, то «Штокманом», отнявшим целую неделю репетиций.

Жду от Горького пьесу. Черкни ему, пожалуйста, чтоб выслал как можно скорее. Сейчас же после моей приступим к ней. Пока набираем материал. Я сам пересмотрел три квартиры, из которых две — разжившихся маляров. Кроме того, поручил Баранову, Тихомирову и ученику режиссерского класса Савинову собирать внешний материал мещанской жизни[560].

Как твое здоровье и настроение? Ходят упорные слухи в среде врачей, что ты приедешь после праздников или к новому году. Очень я хотел устроить так, чтобы Ольга Леонардовна могла поехать к тебе на несколько дней. Ничего не могу сделать! Досадно мне самому до того, что совестно смотреть ей в глаза. А она, бедняжка, кажется, очень на это рассчитывала. Если ты приедешь, без всякого ущерба для здоровья, мне на душе будет легче.

{244} Ну будь здоров.

Крепко обнимаю тебя.

Искренно любящий тебя

Вл. Немирович-Данченко

109. А. П. Чехову[561]

Январь 1902 г. Москва

Дорогой Антон Павлович!

Вернулся из Ниццы, где часто вспоминал тебя[562]. Там я оправился совершенно от душившего меня больше месяца бронхита и от совсем растрепавшихся нервов. Играл много, не сделал ничего (выиграл 200 fr.), дышал на солнце, читал «Petit Niзois»[563], три раза был в театре, в скверном театре, смотрел идиотский карнавал («Sa Magestй Carnaval»[564]), красивую bataille des fleurs[565], ничего не делал, ни о чем не думал.

Теперь принялся за дела, а их безумно много.

Успех мой, в сущности, никак нельзя назвать успехом. Сборы, правда, до сих пор битком (12 аншлагов), но это благодаря успеху театра и моему прежнему. Но «пресса» единогласно заявила, даже наиболее доброжелательная, что пьеса у меня «не вышла». Это меня поджигает писать скорее больше, чем если бы все нашли, что пьеса «вышла». И хочу писать. Материала много. Но когда?!

Ольгу Леонардовну отпущу к тебе непременно. Хотел около начала февраля, но теперь вижу, что удобнее с половины масленицы. И все-таки — не надолго!

Скажу тебе по секрету: очень меня пугает (как директора) то, что она невероятно скучает по тебе. Жалко смотреть на нее. А между тем она так занята в репертуаре, как никто в труппе[566], — теперь даже больше Вишневского.

До свидания.

Будь, пожалуйста, здоров.

Обнимаю тебя.

Твой Вл. Немирович-Данченко

{245} 110. А. П. Чехову[567]

Февраль (после 20-го) 1902 г. Москва

Милый Антон Павлович!

Ольгу Леонардовну удалось освободить еще днем раньше…

Ты говоришь, что тебя не манит писать пьесу. А между тем мой идеал будущего сезона театра — открытие его 1 октября твоей новой пьесой. И это могло бы быть так: пьеса должна быть совершенно закончена к 1 августа. Август и сентябрь ты жил бы в Москве, все беседы и репетиции прошли бы при тебе. Октябрь и часть ноября ты бы еще знал ряд спектаклей…

Разве это так несбыточно?

Санин и Мейерхольд не попали в сосьетеры, потому что Морозов (и Алексеев) не хотели их. Оба, кажется, поэтому уйдут из театра[568]. Условие вообще выработано самим Морозовым[569], а сосьетеры не больно спорили. И даже, когда по поводу 17 параграфа я возбудил горячие споры и отказался принять его, то, несмотря на то, что все соглашались со мной, при баллотировке я остался одиноким[570]. Тогда дело чуть не полетело совсем, так как Морозов, с одной стороны, ставил § 17 условием sine qua non[571], а с другой — без моего участия в деле не признавал возможным начинать его.

Ты несколько ошибаешься в своих замечаниях. Ты смешиваешь Товарищество навсегда с Товариществом всего на 3 года. Это можно выработать другой, особый, на будущее время устав товарищества. Тогда все твои замечания очень пригодятся[572].

Вообще твое присутствие будет очень ценно. Мы думаем, что после пасхи ты приедешь в Москву.

До свидания. Обнимаю тебя.

Твой Вл. Немирович-Данченко

{246} 111. О. Л. Книппер-Чеховой[573]

10 апреля 1902 г. Ялта

Телеграмма

Нашел Антона добропорядочным[574]. Последнее время ему лучше. Видел Альтшуллера[575]. Говорит, что можно в Москву только в мае. После двух Ваших телеграмм Антон спокоен, и я его, очевидно, очень оживил, поговорили до полуночи. Совсем не кашляет. Не могу выразить, как я рад, что Вы поправляетесь[576]. Как-нибудь постараюсь освободить Вас на фоминую. Умоляю, вышлите Севастополь, Кист[577], мне телеграмму, когда выедете. Здесь ветер, дождь, солнце, все вместе. Ночевал я в Вашем доме внизу. Хотел ехать назад сегодня. Антон не пускает. Ради бога, берегитесь[578].

Немирович-Данченко