Дальше (это уже менее определенно и основывается только на разбросанных фразах в тех или иных письмах да в значительной степени на психологии) — Николай Григорьевич[502]. Все мы думаем, всем нам кажется, что его заявления только не выразились в категорической форме, но что у него колебаний нет, и он только ждет возможности вернуться к себе домой в Художественный театр.
{249}
Желания всех остальных нам не ясны. И вот просьба к Вам — мне уже нечего писать вторично — опроситеПодгорного наконец отпускают. Если это письмо Вы и получите раньше самого Подгорного, то ненамного. Думаю, что в конце ноября он уже выедет. К нашей общей печали, ему надо было заболеть, чтоб получился новый толчок к разрешению ему выезда за границу. Впрочем, неразрешение вызывало много протестов даже у властей…
Значит, Подгорному снова поручается обговорить, рассказать, научить — как действовать дальше.
Я думаю, что уже до этого письма Вы увидитесь с Ольгой Лазаревной[503], и потому опускаю все, что будет известно и без моего письма.
С так называемой «новой экономической политикой» жизнь стала, конечно, легче. По крайней мере, открыты магазины и рынки, где можно достать все. Зависит от заработков.
Из театров субсидируются уже только так называемые «академические», остальным приходится так туго, что они быстро вымирают. Цены на места вольные, стало быть, высокие. И полные сборы уже не повсеместные. Впереди всех по успеху пока все тот же Художественный театр (всегда полно). В настоящее время наш полный сбор 21 миллион (расход около 27. Субсидия). Первые места — по 50 тыс. А жалованье — минимальное для актеров 800 тыс. и 1 миллион в месяц. Наши старики получают 4, 5, 6, 7 миллионов в месяц. Внешне очень обносились, но уже немного пополнели. Белый хлеб, который еще полгода назад был в редкость, теперь едят все время.
Выходит уже три театральных журнальчика (2 – 3 раза в неделю).
Все это Вам расскажет Подгорный!
Когда, в хлопотах о Подгорном, я спросил, в каком положении вопрос о
{250}
Приезжайте, Василий Иванович!Обнимаю Вас.
Дорогой Порфирий Артемьевич!
Настоятельно прошу справиться и справляться у Михайлова, не нуждается ли он в чем, и хлопотать, чтоб его нужда
Не утомляется ли он, тогда освободить его от «Анго» (Протасевич)[505].
21 декабря 1921 г.
От дирекции МХАТ
Из разных ресторанов и других общественных «встреч» Нового года будут, конечно, приглашать артистов нашего театра и студий для исполнения «номеров» перед ужинающими совбурами[507] и спекулянтами. И будут очень дорого платить. Еще бы! И лестно: забавлять за ужином будут артисты Московского Художественного академического театра или его Студий. И легко достижимо: что теперь несколько миллионов!
Увы, я не поручусь, что для всех ясно, как унизительны, как постыдны такие выступления.
Я не знаю, вправе ли дирекция МХАТ запрещать это. Если кто-нибудь думает, что не вправе, то я готов умолять его на коленях не позорить подобным выступлением имя Художественного театра. И предупреждаю, что того, кто сделает это, я потом все равно в покое не оставлю.
Карлу Федоровичу Вальцу
Тому, кто отдал делу театра всю свою жизнь, всю, без остатка, —
Всю энергию, знания, все свои дарования, труд, всю любовь, —
Тому, кто глубоко сознал, что на сцене нет места не
На протяжении 60 лет, —
Надежнейшей опоре театрального дела, —
«Человеку Театра» в самом истинном и благородном смысле этих слов, —
Тому, кто своей яркой личностью и делом своей жизни поддерживает бодрость в слабеющих и восстанавливает веру в унывающих, —
Дорогой Василий Иванович!