Избранные письма. Том 2

Пути к спасению сложны, но ясны. И за этим не скрывается никакого чуда, если не считать чудом, если поверить:

что наш актер может идти по путям своего искусства искренно, честно, отдавая ему свои благороднейшие мысли, без зазнайства, без каботинства, борясь со своими недостатками и благодаря за указания их, ставя свою работу впереди всех внешних благ.

«Остановись, просмотри свою жизнь, открой форточки для свежего воздуха, возьми метлу и вымети сор, соскобли угрожающие болячки!»

И именно сегодня!

Потому что именно сегодня стоит грозный вопрос: чем мы заслужили, чтоб миллионы наших братьев отдавали жизни за нас, за наше спокойствие, за нашу работу? Чем мы заслужили и как артисты и как просто люди-человеки?

В течение недели горячих бесед я и Николай Павлович со всей прямотой и искренностью проникали во всю жизнь театра[1294]. {552} Оказывая Николаю Павловичу самое широкое доверие, я надеюсь и сам скоро встретиться с вами и отдать вам все мое внимание и силы. До свидания!

Вл. Немирович-Данченко

599. О. С. Бокшанской[1295]

24 июля 1942 г. Тбилиси

24/VII

Милая Ольга Сергеевна!

Письма Ваши, как оказывается, получаю все. Последнее — от 10/VII — с историей Ливанова.

С Николаем Павловичем[1296] мы беседовали отлично. Семь встреч по 3 – 3 ¹/₂ часа без перерыва. И искренно. И глубоко.

Посылаю Вам обращение к театру. Перепишите его и вывесьте, где надо[1297].

На все Ваши вопросы Николай Павлович сумеет ответить.

Теперь жду вызовов в Москву Миши с Зоей и Типольтов. Тогда смогу поехать к Вам, в Свердловск[1298].

И не на репетиции!

А для глубоких всесторонних бесед:

1) с актерами, которые хотят,

2) с педагогами — это очень важно — и

3) с режиссерами.

Спасибо Вам за Ваши такие «добросовестные» письма.

Ваш В. Немирович-Данченко

Ольгу Евсеевну[1299] очень благодарю за ее письмо. Очень.

В. Н.-Д.

600. И. С. Семенову[1300]

8 сентября 1942 г. Москва

Москва

8 сентября 42.

Многоуважаемый Илья Сергеевич!

Со слов Юлия Лазаревича[1301] мне известно, что он советовался с Вами лично по всем вопросам, связанным с перелетом нашей группы из Тбилиси в Москву[1302]. От всей души благодарю {553} Вас от себя и моих друзей — О. Л. Книппер-Чеховой, В. И. Качалова, Н. Н. Литовцевой и др.

Беда Ваша только в том, что, вкусив удобства воздушного движения, мы, наверное, и впредь предпочтем двигаться этим способом, а это уж лишние хлопоты Вам…

Жму Вашу руку

Вл. Немирович-Данченко

601. И. Гейхтшману и А. Лещанкину[1303]

26 января 1943 г. Москва

26 января 43 г.

Дорогие товарищи!

Я получил Ваше письмо. Оно очень тронуло меня. Трогательно оно и Вашим обращением к нам, работникам МХАТ, трогательно и Вашей дружбой, связавшей Вас со школьной скамьи, и, наконец, Вашим отношением к Художественному театру.

В октябре, когда враг подходил к Москве, Художественный театр был эвакуирован в Саратов. А я и несколько наших старейших (Качалов, Москвин, Тарханов, Книппер) были по настоянию Правительства отправлены на Кавказ вместе со многими, наиболее выдающимися деятелями искусств, правительство заботилось, чтобы нас не коснулись трудности близкой тыловой жизни. И так прошел год. Но и потом нас заботливо не пускали в Москву. Однако мы так рвались, что нам уступили. И вот в первых числах сентября я в Москве. Художественный театр после зимнего сезона в Саратове переехал в Свердловск. Но пробыл там недолго, так как тоже, в полном составе, рвался в Москву. Уже более двух месяцев он играет по-прежнему и в «проезде Художественного театра», и в филиале.

К спектаклям, Вам известным, прибавились «Кремлевские куранты» Погодина — с очень большим успехом, и пьеса Корнейчука «Фронт», тоже с успехом. Действие последней происходит на фронте, в самой его гуще.

Ваше письмо я передал артистам. Пишу Вам, чтобы подтвердить Вам, что мы непрерывно помним о всех наших славных {554} бойцах и своей работой стараемся оправдать их жертвы ради свободы и существования свободной нашей дорогой Родины.

Благодарю Вас и шлю Вам искреннейшие пожелания здоровья, сил и удачи.

Вл. Немирович-Данченко

602. Б. Л. Пастернаку[1304]

18 февраля 1943 г. Москва

18 февраля 1943 года

Дорогой Борис Леонидович!

Конечно, очень сожалею, что не встретился с Вами[1305]. Передать Вам все мои мысли по поводу перевода «Антония и Клеопатры» сложно. Я почти приготовил план постановки. Хотел извлечь из этого плана поподробнее, переслать Вам. Но вот перерыл все мои ящики письменного стола — не мог найти.

Однако, хочу хоть вкратце передать Вам основные черты моего понимания этой трагедии. Извините, диктую кусками. Может быть, не очень связными. Отдельными мыслями.