Избранные произведения

«Да вот сегодня утром разведка из восьмидесяти rurales была выслана из Бермехильо на север. Мы узнали об этом по телеграфу и сообщили Бенавидесу, на левый фланг. Он послал отряд им в тыл. Отряд гнал их на север, преследуя с боями пятнадцать миль, до тех пор пока разведчики не врезались в расположение наших главных частей. Ни один не ушел живым. Тела их рассеяны по всему пути, там, где они падали».

В одну минуту мы собрались и помчались на дрезине на юг. По левую и правую руку от нас скакали две призрачные фигуры всадников — конная охрана с ружьями наизготовку. Вскоре огни поезда остались далеко позади, и мы погрузились в окутавшее нас полное молчание пустыни.

«Да, — сказал Кальсадо, — rurales — смелые люди. Они muy hombres — настоящие мужчины. Rurales — это самые надежные бойцы из всех, какие когда-нибудь были у Диаса и Уэрты. Они никогда не переходят на сторону революции и остаются верными законному правительству. Это потому, что ведь они, собственно говоря, все равно, что полиция».

Было ужасно холодно. Никто не разговаривал.

«Мы едем ночью, впереди поезда, — сказал сидевший слева от меня солдат, — так что если где-нибудь подложены мины с динамитом…»

«Мы сможем обнаружить их, выкопать и залить водой, черт возьми!» — заметил другой с саркастической усмешкой. Остальные засмеялись. Я подумал о минах и мурашки побежали у меня по спине. Мертвое безмолвие пустыни казалось полным ожидания. В десяти шагах от дороги ничего не было видно.

«Эй, — вскрикнул один из всадников, — вот он лежит, один из них». Дрезина затормозила, мы выскочили и бросились вниз, под откос, за мелькавшим впереди фонарем. У подножья телеграфного столба лежала какая-то очень маленькая скорчившаяся фигурка, напоминавшая кучу старой одежды. Rurale лежал на спине, раскинув ноги. Повстанцы (хозяйственный народ) содрали с него все ценное: ботинки, шапку, нижнее белье. Оставили они ему только потрепанную куртку с потертым серебряным галуном, так как в ней было семь дырок от пуль, и пропитанные кровью штаны. Очевидно, он был намного крупнее, это после смерти он так ссохся. Густая рыжая борода придавала его бледному лицу особенно зловещий вид. И это впечатление сохранялось до тех пор, пока вы не замечали под бородой, под слоем грязи и пота — следы страшного боя и стремительной езды — его нежного рта со спокойно сложенными, полураскрытыми, словно во сне, губами. Его мозг вытек.

«Carrai! — вскрикнул один из наших караульных. — Вот так выстрел, не пожалели для такого грязного козла. Точно в голову».

Все улыбнулись.

«Ну да, не думаешь ли ты, что они выстрелили ему сюда во время боя, ты, простофиля!» — воскликнул его товарищ. — Нет, они всегда после боя обходят все вокруг и добивают всех для верности».

«Живее сюда, я нашел другого», — раздался голос из темноты.

Можно было представить себе последнюю битву погибшего. Он соскочил с лошади, которую, очевидно, ра-нили — на земле была кровь, — и остановился в русле маленького пересохшего ручья. Можно было видеть, где стояла его лошадь в то время, как он дрожащими руками лихорадочно заряжал свой маузер, а затем отстреливался, сначала стреляя назад, откуда мчались на него преследователи с воинственным криком индейцев, а затем обратив огонь против сотен беспощадных всадников, стремительно скакавших с севера во главе с демоном Панчо Вилья, Он, видимо, долгое время сражался, возможно до тех пор, пока они не окружили его со всех сторон сплошной стеной огня, так как мы нашли сотни пустых гильз. Когда патроны кончились, он под градом пуль побежал на восток, на момент скрылся под маленьким железнодорожным мостиком и побежал прямо в степь, где и упал. Тело его было прострелено в двадцати местах. Преследователи сияли с него все, кроме нижнего белья. Он лежал вытянувшись, с напряженными мускулами, как бы пытаясь продолжать последнюю отчаянную борьбу; одна рука со сжатыми пальцами была вытянута, словно он ударял по песку кулаком, на лице застыла торжествующая улыбка. Он казался сильным, диким, неукротимым, но, если вглядеться внимательно, можно было заметить в его лице тот еле уловимый отпечаток слабости, который смерть накладывает на все живое, выражение какой-то отрешенности от всего земного. Три раза выстрелили они ему в голову — до чего же они были озлоблены…

И вновь мы медленно ползем на юг сквозь холодную ночь. Еще несколько миль — и взорванный динамитом мост или разрушенный участок железной дороги. Остановка, пляшущие огни факелов, огромные костры, вдруг вспыхивающие в пустыне, и четыре сотни людей, с бешеной быстротой выскакивающие из вагонов и набрасывающиеся на работу. Вилья отдал приказ торопиться…

Мы захватили Бермехильо вчера в полдень. Конница еще за пять километров к северу от города перешла в галоп и пронеслась через город во весь опор, вытеснив застигнутый врасплох гарнизон из города в южном направлении. Отступивших преследовали с боями пять миль, вплоть до асьенды Санта-Клара, и убили сто шесть colorados.