Избранные произведения

Абрахам поспешно открыл медальон, и в тот же миг он вздрогнул. Он увидел глаза, от которых нельзя было скрыться, он увидел тот пристальный взор, какой пробудил его утром.

Профессор Левдал, обняв сына, растроганно сказал ему:

— Этот медальон — подарок от твоей покойной матери.

Абрахам пролепетал слова благодарности и надел часы. Теперь фрак выглядел значительно нарядней, лучше. Как будто даже прибавился рост, увеличилась стройность. Однако в лице Абрахама было еще что-то ребяческое. Кожа была в прыщах, и нос слишком уж выделялся — он был не совсем пропорционален остальным чертам.

Отец осматривал Абрахама с гордостью. Увидев раскрытый Новый завет, профессор дружески похлопал сына по плечу.

— Правильно, мой мальчик! — сказал он. — Я вижу, что ты относишься к конфирмации со всей серьезностью.

Пасха в этом году выдалась ранняя. Она пришлась на начало апреля.

Сегодня был первый солнечный и сравнительно теплый день. Улицы с утра заполнились народом. Церковь была переполнена, и многие стояли у входа, чтобы лучше увидеть, как пойдут конфирманты.

Какие-то не в меру бойкие мальчишки из мелочных лавок расхаживали среди толпы в своих светло-серых пиджачках и в широченных брюках, заправленных в сапоги. Рукава у этих парнишек были засучены по локоть. Но такое одеяние было еще не по сезону — в тени стоял ледяной холод.

Но вот конфирманты, собравшиеся на площади, направились в церковь. Впереди шествовали виновники торжества, за ними — родители и ближайшие родственники.

Все девочки-конфирмантки гладко зачесали свои волосы и тяжелые русые косы зашпилили на затылке. Длинные серые или же черные платки, наброшенные на плечи, достигали краев нижних юбок.

Казалось, что эти узкоплечие и тонкие девочки в тесно прилегающих к телу платьях только что вытащены из воды.

Несколько девочек из богатых семейств приехали на площадь в экипажах, закутанные в дорогие венские шали.

Но если девочки казались столь маленькими и тонкими, то мальчики почему-то выглядели совсем невзрачными. Короткие куртки и пиджаки, со многими складками и спереди и сзади, и большие шапки, свисавшие на уши, не придавали им должной солидности.

Глаза всех конфирмантов были устремлены вниз — на новые сапоги. В руках они держали книги с духовными песнопениями. Благочестиво и смиренно шествовали они к церкви. Казалось, что для них было самым пустым и нетрудным делом отречься от дьявола и от всех его злодеяний.

И действительно, уже завтра они станут совсем другими. Тому, кто не был в церкви и не слышал разъяснений пробста о том, как глубоко и серьезно изменились эти подростки в результате совершенного над ними таинства, нелегко было бы узнать на следующий день всех этих кротких и благочестивых мальчиков, в одеждах, предусмотрительно сшитых на рост. Ликующие и полупьяные, они завтра заполнят улицы, гордясь тем, что прошли, наконец-то, сквозь игольное ушко и утвердили союз с богом, заключенный в момент их крещения.

Но вот и на площади и в церкви по толпе прошел шепот, — появился профессор Левдал со своим сыном, столь непохожим на всех этих крошечных конфирмантов в коротких куртках. Абрахам был почти такого же роста, как и его отец. Но красивая седеющая голова отца и его три больших ордена поистине сияли над толпой прихожан.

Начался священный обряд.

Абрахам стоял в первом ряду, с самого края. Только лишь один раз он поднял глаза, но тут же встретил столько любопытных взоров, что снова поспешил опустить свою голову.

С девочками дело обстояло несколько хуже. Многие из девочек были мертвенно бледны, и ноги под ними подкашивались. Их охватил непомерный страх, что они не сумеют ответить на вопросы пробста. Впрочем, некоторые из девочек, с отчаянием вспоминая заученное, бормотали про себя какие-то тексты.

В обоих рядах конфирмантов чувствовалось нервное напряжение. Многие из благочестивых мальчиков думали: «Дело дрянь, но все-таки как-нибудь выплыву».

Абрахам не очень-то страшился предстоящих вопросов пробста, однако он был крайне подавлен. Глаза матери, увиденные во сне, заставляли его по временам вздрагивать. Такие испытания были ему не по плечу.

Неожиданно он подумал — а что было бы, если бы в церкви сейчас вдруг раздался голос, — быть может, голос его матери, — который прервал бы все это фальшивое церковное притворство и разоблачил бы всю эту комедию, которую люди разыгрывали друг перед другом. Или если бы этот голос назвал его имя, имя Абрахама, готового первым произнести ложь.

Но, может быть, среди всех остальных только лишь один Абрахам был лжецом и лицемером?

Абрахам стал посматривать на тех мальчиков, которые стояли вблизи. Нет, он был отнюдь не самым плохим из них. Тем не менее мучительное волнение все более и более охватывало его, и до его сознания совершенно не доходили те псалмы, которые он пел вместе с остальными мальчиками и девочками.

Но вот пробст Спарре, отойдя от амвона, стал медленно приближаться к конфирмантам, чтобы начать опрос.