Избранные произведения

О нежные сестрицы неразлучны!
Сопутницы прекрасного всего!
Сама краса не стоит ничего,
Черты ее бездушны, вялы, скучны,
Коль, вашего знакомства лишена,
Жеманится без прелестей она.
О грации! позвольте пленну вами
Пред жертвенник священный ваш предстать,
Тесняся где за вашими цветами,
Искусники, со грубыми руками,
Сбираются, чтобы цветы измять.
Принудить вас возможет ли искусство?
Без правила пленяете вы чувство.

Напрасно Ферт уверить хочет всех,

Что стих его вместил приятство ваше;
Что написать никто не может краше;
Что от его быть должен драмы смех,
Затем что слог, по правилам шутливый,
Комический и острый и игривый,
Не ввел его проказной музы в грех;
Что он так чист, как ясная водица.
То правда; но и столько ж вкусен он;
И зрителей упрямая станица
В тот час, как сам он им давал закон
Хвалить себя, в ладони ударяя,
Сидела вся, по правилам зевая.

Меж тем Ефим, любезный новичок,

Сшиб мастера своею драмой с ног.
Ваш, грации! служитель он покорный,
И, несмотря на суд от Ферта вздорный,
Понравиться без правил смел и мог,
Риторики всея на посрамленье.

Вот правило и ваше наставленье:

«Любезен будь, восхити и плени».
Но чтобы нам до этого достигнуть,
Риторика! пожалуй, извини:
Все бисеры твои нам должно кинуть.

Пред зеркалом улыбочкам учась,

Которые приятностей созданье,
О Сильвия! напрасно, искривясь,
Ты делаешь твоим устам страданье.
Чтобы твои возвысить красоты
И одолеть препятствия природны,
Хоть на себя драгих безделиц ты
И вешаешь лоскутья новомодны,
Хоть на лицо наводишь белизну,
Хоть на́ щеки кладешь заемны розы,
Чтоб вида скрыть холодного морозы,
И жилочек тончайших кривизну
Карандашом хотя ты и выводишь,
Но своего в том счету не находишь.
Без прока всё; и прочь сердца бегут.
Напрасно взор твой тусклый уверяет,
Что граций он приятности бросает, —
Твои красы на граций только лгут.
Без ведома ты их пригожа стала
И прелести без воли их достала.
Все, зря тебя, дивятся кружевам,
С ушей и с рук сверкающим лучам,
Из блонд, кисей тем пухлостям прозрачным,
Французских рук творениям удачным,
Чем думаешь ты отличить себя, —
Все смотрят то, не видят лишь тебя.
Ты — вся не ты: торговок зданье модных,

Сочинена рукой мадам Бобри. [1]

Что в том, коль нет в тебе красот природных?

Пожалуй же, на Дафну посмотри:

В лице ее цвет утренней зари
Пленяет дух, приятно улыбаясь,
Как взор ее, со взорами встречаясь,
Вниз падает, их жадностью смущен.
Прелестна грудь, утехи трон,
Биение то нежно повторяет,
Которое в ней сердце ударяет,
Вещая ей, что время уж любить.
Вы, грации, стараясь пособить
Той прелести, котору вы создали,
Когда идет, несете вы тот рост,
Толь гибок, толь приятен, строен, прост,
Который вы, вы сами рисовали;
И маленькой даете ножке ход,
Которую вы сами обували.
Толпится вкруг любовников народ:
Подобно так стремится к розе зрелой
С жужжанием рой пчел, плетущих сот,
Влеком ее блистанием красот,
Тесняся, к ней полет свой правит смелый,
Других цветов не видя на лугах.

Не ведая цены в твоих красах,

Ты, Дафна, все искусства презирая,
Прельщаешь всех, сама того не зная,
Не думая кого-нибудь прельстить
И несмотря, что Сильвия, кобенясь,
Красы твои все хочет помрачить
И что уста ее, от злобы пенясь,
На всю тебя злоречья желчь лиют, —
Сопутницы с тобою повсеместны,
Тебя твои защитницы прелестны,
Три грации, в обиду не дают.
Лишь Сильвия с улыбкой злою скажет:

«Уж ужас, как у Дафны вздернут нос!»

А грация приятность в этом кажет.
Хоть маленький, прекрасный свиток роз,
Она на смех рот Дафния поднимает
И говорит: «На нитку снизан рот».
А грация ей тотчас отвечает:
«То собственной моей работы плод.
Чтоб этот рот снизать, наяды дали
Мне из морей чистейшие корали».

Вот так-то всё, что ваш имеет вид,

О грации! греша и против правил,
Какой бы яд завистник ни направил,
Однако же вовек не повредит.
Резвяся вы и забавляясь пляской,
Вы бесите клеветников своих;
Ответствуя одною только лаской,
Смущаете игрой ехидство их;
И, несмотря на бледные их лицы,
Без мудростей вы всех сердец царицы
И истинный всему даете вкус.
Когда вас нет, храпя, музы́ка дремлет,
И живопись нахмурен вид приемлет,
А гордая архитектура — груз,
Поэзия души не восхищает,
И танцы все — лишь шарканье ногой;
Актер себя пред зрителем ломает
И делает в себе царя дугой.
А с вами Гюс,[1] подпора Мельпомены,
Приятная владычица сердец,
От наших слез берет похвал венец
И, чувствовать дая страстей премены,
То к трепету, то к плачу приводя,
Пленяет всех, с победой в грудь входя.

О вы! вы все, которых дни блаженны

Художествам приятным посвященны,
И славы в храм грядущи музам вслед,

Когда прельщать ваш должен быть предмет,

Чтоб имена остались ваши вечно, —
Вы грациям молитеся сердечно.<1790>