Избранные произведения

Первые два рассказа — «Близ царя, близ смерти», «Седина в бороду, а бес в ребро» — дерзкое обличение екатерининского фаворитизма. Эти рассказы Новикова прямо перекликались с сильнейшими сатирическими сочинениями Фонвизина — «Всеобщей придворной грамматикой» и «Рассуждением об истребившейся в России совсем всякой формы государственного правления», где тема обличения екатерининского разврата приобретала особо острую форму. Появление этой сатирической темы в литературе объясняется реальными обстоятельствами. К 80-м годам фаворитизм Екатерины приобрел особо гнусный, чудовищно бесстыдный и крайне разорительный для государства характер. С начала царствования Екатерину сопровождал фаворит Григорий Орлов. Он держался до 1772 года, затем его сменил Васильчиков. В 1774 году появился Потемкин. С Потемкиным во дворце воцарился уже ничем не прикрытый разврат: занимая официальное положение фаворита, Потемкин взял в свои руки поставку молодых «любимчиков» стареющей императрице. И вот один за другим во дворце появлялись молодые люди, фавориты на час, «ночные императоры», которые осыпались почестями, наградами, дорогими подарками. Подолгу они не задерживались. Некоторых милостиво отпускали на покой, некоторые скоропостижно умирали, как, например, умер Ланской, некоторые бесследно исчезали.

Вот против этого позорного и отвратительного явления, против бесстыдного узаконенного разврата русской императрицы, объявившей себя «матерью отечества» и просвещенной государыней, и выступил Новиков. Уже первый рассказ прямо называл эту тему — «Близ царя, близ смерти». Сатирическое содержание его помогало усвоению этой народной мудрости.

Следующая пословица «Седина в бороду, а бес в ребро» прямо и открыто обличала царский разврат. Новиков, как мы знаем по «Трутню», мастерски умел использовать прием намека. Так, например, он, обличая Екатерину, называл ее пожилой дамой нерусского происхождения, упражнявшейся в сочинении книг под названием «Всякий вздор», возомнившей себя «всемирным возглашателем добродетели» и т. д. Тогда Екатерине было 40 лет. В 1782 году ей было 52 года. Как мы уже говорили, переход к старости ознаменовался у Екатерины усиленной сменой фаворитов. И вот Новиков берет пословицу, имевшую в виду именно это значение — блудливость стариков.

Два других политических рассказа посвящены важнейшей для русского общественного движения проблеме — взаимоотношению власти и народа. До Радищева в России радикальные мыслители типа Фонвизина считали, что лучшей формой политического правления является просвещенная монархия. Исповедуя эту всеевропейски распространенную политическую теорию, русские мыслители в то же время, в отличие от Вольтера и Дидро, не считали Екатерину просвещенной монархиней. Такова, например, была позиция Фонвизина. Новиков, в сущности, стоял тоже на этой точке зрения и также, как Фонвизин, отказывался видеть в Екатерине идеального государя. И вот в 1782 году он пишет рассказ на острейшую политическую тему — можно ли довериться теории просвещенного абсолютизма? Бывают ли вообще монархи просвещенные, можно ли надеяться, что придет время, когда появится такой монарх, который будет слушать философов, писателей, «великих мужей», «добрых граждан», а не вельмож и фаворитов. Ответом на этот вопрос и был рассказ с характерным заглавием: «Сиди у моря, жди погоды». Нет сомнения, что в ней Новиков запечатлел кризис передовой русской политической мысли дорадищевского периода. Два выдающихся деятеля этой эпохи — Фонвизин и Новиков — исповедовали именно эту веру в просвещенного монарха. И оба в 80-е годы начали понимать, как безнадежна эта политическая теория, как она в реальных условиях екатерининского правления заводит общественное движение в тупик. Данный рассказ Новикова — замечательное свидетельство роста политического сознания русского просвещения. В канун появления радищевских сочинений Новиков, прибегая к опыту народа (пословицам), отвечает иронически на вопрос о возможностях практического воплощения утопической и умозрительной политической теории. От новиковского рассказа «Сиди у моря, жди погоды» протягиваются прямые нити к главе «Спасская полесть» «Путешествия из Петербурга в Москву», где по-радищевски, с революционных позиций заново был пересмотрен вопрос о теории просвещенного абсолютизма и показана не только ее утопичность, но и глубокая враждебность общественному движению России.