Избранные произведения

О! боже, твой // предел да сотворит,
Да о Петре // России всей в отраду,
Светило дня // впредь равного не зрит,
Из всех градо́в, // везде Петрову граду

ГЕРОЭЛЕГИАЧЕСКИЙ ДАКТИЛОХОРЕИЧЕСКИЙ

Гроб, посетитель, зришь, // и лютых раскаяний виды!
Дважды мрет, кто себе // смерть по достоинству мнит.
Ты ж однак удержи // в уме заклинаний обиды,
Также и речь, душам // коя спокойство чинит.

ГЕРОЭЛЕГИАЧЕСКИЙ АНАПЕСТОИАМБИЧЕСКИЙ

Беззаконники! прочь от сего // удаляйтесь храма священна,
У коих сердца // преисполненны сквернейших зол,
Или утробу грызет // чью зависть всегда омраченна,
Ненасытно ль кто // разграбляет бессильнейших дол.

О составе наших строф да зрится в способе моем сей системы, в коих впрочем нет ничего чрезвычайного, кроме числа стихов, смешания рифм в сочетании и трех одинаких рифм же. когда строфа состоит из нечета стихов. Сие только здесь напоминается, что в хореических, имеющих больше четырех и пяти стихов, можно быть преизрядно рифме трисложной дактилической, названной обоюдною, наблюдая притом правила сочетания; чего однако в иамбических строфах позволить не возможно, для того что всегда в стихе целая стопа пиррихическая, по числу стоп, будет лишняя. Должно упомянуть притом, что стихи в сей системе (хотя и соглашаются друг с другом рифмами) все о себе, каждый есть стихом, для стоп во всяком. Что ж до греческой строфы сафической и латинской горацианской, то им сообщаю здесь примеры, ибо они особливы в своем составе, описанном в моем «Способе».

САФИЧЕСКАЯ

Совесть кто в себе // непорочну весть,
Нравов / чисто [1]

/ та // завсегда в ком есть:Не бо[2] / ится тот // охужден пропа́сти:
Бодр и в напасти.

ГОРАЦИАНСКАЯ

Кедры не всегда // вихрем ломаются;
Ли́ста не в весь год // рощи лишаются:
И ве́дро после туч бывает,
В весну и дерево / процве [1]

/ тает.

Ясно, что в двух последних стихах горацианския строфы нет пресечения.

Се уже описано новое стихосложение, начавшееся с 1735 года, а утвердившееся и к совершенству между тем приведшееся многих наших стихотворцев сочинениями эпистоларными, одическими, трагическими, апологетическими, эпиграмматическими и другими поэзии родами; хотя прежде нынешнего времени и было во многих, не знаю почему, предпочтение иамбическому роду стиха пред хореическим, однако и то единственно и всеконечно на основании тонического ж моего количества, а ныне и хореический уже род, как свойственнейший нам, восприемлется нашими стихотворцами, и тем бывший наш спор разрешается, по-видимому, в мою пользу. Праведно доношу, что сверьх естественныя и всеудобныя простоты, сверьх повсюдныя и неизменныя одноличности и потребности, а везде равныя действительности количества сего, в стихах всякого рода, наконец, сверьх гладкого падения его и приятного приражения к слуху, следующий еще от него преполезный и самый важный плод происходит, именно ж, есть оно надежным руководством к познанию ударяемых слогов просодиею в речениях наших: ибо мы на сие самое нужное дело не имеем известных правил поныне, но токмо с употребления тому научаемся. Могло б оно быть и достоверным к такому знанию способом, если б в стихах, на нем основанных, не позволен был пиррихий вместо хорея и иамба; но пиррихия иногда самая необходимость требует: едва б без того можно было и один стих составить, для премногих в нашем языке многосложных речений. Напоследок, сличающему сию новую систему с самым древним нашим стихотворением, ясно всякому есть, что сия во всем подобна оному первобытному нашему, кроме рифмы. Следовательно, сия система справедливее называться долженствует возобновленною, а не новою.