Избранные произведения

«Роковое время», «тяжкое иго», «предназначенье века» — эти слова характеризуют общие, отвлеченные и возвышенные понятия. Наряду с этим Рылеев широко применяет распространенные в вольнолюбивой гражданской поэзии слова-сигналы («гражданин», «иго самовластья», «угнетенная свобода», «отчизна», «народ», «бурный мятеж», «свободные права»). Вместе с тем Рылеев тщательно избегает архаизмов. Использованные славянизмы («праздность», «тяжкий» и др.) —это слова разговорного языка, а эпитет «хладный» был настолько распространен в поэтической речи того времени, что не воспринимался как архаизм. В строении фраз совершенно отсутствуют чуждые русскому языку инверсии. Рылеев пишет в высоком стиле, пользуясь исключительно средствами живого русского языка.

Лексический состав стихотворения ярко характеризует антитеза, проведенная через весь его текст. Она помогает поэту обрисовать две группы образов, противопоставленные в «Гражданине». Так, «кипящая душа» (гражданина) соотносится с «хладной душой» (юношей), рифмуются слова, казалось бы обозначающие несовместимые понятия: «сладострастья — самовластья» (первое возбуждает ассоциации легкой поэзии, второе — политическое слово). Та же антитеза и в рифмах последней строфы: «неги — Риеги». Из обоих рифмующихся слов первое связано с элегической, второе — с политической поэзией.

Лексика «Гражданина» вызывает ряд исторических ассоциаций. Говоря о том, что его современники — это «племя переродившихся славян», Рылеев вводит очень важную для него тему русского прошлого. Образ славянина как носителя героических и патриотических чувств постоянно присутствует в декабристской поэзии. Для Рылеева славянин не просто предок. Это тоже своеобразное слово-сигнал, влекущее за собой представление о национальной доблести, мужестве, суровой простоте нравов, свободолюбии. (Так тема прошлого раскрывается в «новгородских» образах В. Раевского и Кюхельбекера, в думах самого Рылеева, в стихотворениях Н. М. Языкова и В. Н. Григорьева.) Молодые люди — «переродившиеся славяне», эти слова должны были многое сказать читателю. Имена Брута и Риэги также были именами-сигналами. Первое отсылало к античной истории, к теме древних республик и тираноборстза, со вторым связана была злободневная в 20-е годы тема испанского восстания. Поставленные в последней строке стихотворения, имена эти особенно запоминались и воспринимались как боевой призыв.

Если тема Гражданина дана в высоком стилистическом ключе, то тема «хладных юношей» стилистически ей противопоставлена. «Нега», «сладострастье», «праздность» — слова, ассоциирующиеся с темами интимной лирики. Ими насыщает Рылеев характеристику «юношей». В первой строфе — «изнеженное племя», во второй — «объятья сладострастья» и «постыдная праздность» (интересно, что первоначально в автографе было: «беспечная праздность», но Рылеев заменил традиционный эпитет своим резко оценочным определением — он судит праздность с позиций гражданских); в последней строфе — «объятья праздной неги», где эти слова нагнетаются. «Сладострастье», «нега» и «праздность» приводят к страшному греху — к «хладности». Повторение эпитета «хладный» в третьей строфе («Пусть с хладною душой бросают хладный взор») [1] концентрирует внимание читателя именно на этой особенности молодого поколения. Борьбе с «хладностью», то есть с современной эгоистической моралью, поэт-декабрист придает столь же важное значение, как некогда обличению тиранов и временщиков.

Можно сказать, что основное противоречие, раскрытое Рылеевым в стихотворении, — противоречие между объективным ходом времени и заблуждениями людей, этого объективного хода истории не понимающих. «Роковое время» — образ, возникающий уже в первом стихе, — развит в последующих строфах стихотворения: «народ, восстав», будет искать «свободных прав» в «бурном мятеже», то есть настанет время неизбежного народного возмущения. Гражданин понимает, куда направлен ход событий, он с историей заодно. Иным будет удел тех, кто не хочет «постигнуть... предназначенье века».

В стихотворении отсутствуют мотивы сомнений, грусти и разочарования, свойственные некоторым другим произведениям Рылеева, а характерная для него тема обреченности («Исповедь Наливайки») переосмыслена. Обреченным оказывается не герой, а те, кто не понимает его, не идет вместе с ним, кому грозит позор и жалкая участь. Поэтому Рылеев не только клеймит их, но и убеждает. В этом агитационный эффект стихотворения. Здесь нет канонизированного конфликта добра со злом. Это скорее конфликт веры с безверием; убежденности с равнодушием. Едва намеченная Рылеевым, тема эта стала ведущей в классической русской литературе.

Впоследствии Герцен с болью писал о людях XIX века, утративших идеалы все до единого, от распятия до фригийской шапки». Он говорит о «застое», о «китайском сне», в который погрузилось «неречистое мещанство». [1]