– Теперь не миновать четвертого ждать,– сказал
регистратор,– еще триста за восстановление заплатим, дом и в
порядке опять будет!
264
Плохой номер
Около остановки трамвая набралась длинная очередь.
Впереди стояли женщины в платках, за ними старушка в шляпке
и повязанном поверх нее теплом платке, потом толстый
гражданин и подбежавшие под конец человек пять парней в
теплых куртках и сапогах.
– Сейчас начнется сражение,– сказала одна из женщин,
выпростав рот из повязанного платка и оглянувшись назад, на
очередь.– И отчего это такое наказание?
– Это самый плохой номер,– ответила другая,– с ним и
кондуктора-то измучились. Ни на одном номере столько народу
не садится, сколько на этом. Каждый раз светопреставление, а
не посадка.
– Усовершенствовать бы как-нибудь...
– Как же ты его усовершенствуешь?
– Вон, идет. Уродина проклятая!
– Эй, бабы,– крикнули парни,– работай сейчас лучше, губы
не распускай.
Все подобрались и смотрели на подходящий вагон, как
смотрит охотник во время облавы на показавшегося зверя.
Некоторые выскочили было вперед, чтобы перехватить его во
время движения.
– Бабы, вали! – крикнули парни,– подпихивать будем.
Едва вагон остановился, как все бросились к нему и стали
ломиться на площадку.
Несколько секунд были слышны лишь приглушенные звуки
сосредоточенной борьбы.
Только изредка вырывалось:
– О господи, душа с телом расстается... Да что вы
остановились-то?!
– Ногу не подниму никак,– говорила старушка в шляпке с
платком.
– Васька, подними ей ногу! – крикнули сзади.
– Две версты крюку в другой раз дам, а на этот номер не
сяду.
Наконец все втиснулись, и только парни висели на площадке.
А один, расставив руки, держался ими за железные столбики и
животом нажимал на старушку.
265
– Васька, просунь подальше эту старуху, а то ногу поставить
некуда.
– Господи боже мой, ведь перед вами живой человек, а не
бревно! – кричала старушка в шляпке.– Что вы меня давите!
– Потому и давлю, что живой, живой всегда подастся. Вот и
прошла,– сказал парень, всунув в дверь старуху, которая,
скрестив прижатые к груди руки, как перед причастием, даже
повернулась лицом назад, и ее течением понесло внутрь вагона.
– Кондуктор, отчего такое безобразие тут всегда?
– Оттого, что номер плохой,– сказал тот недовольно,– все
номера, как номера, а этот собака... сил никаких не хватает.
– А исправить никак нельзя?
– Кого исправить? – спросил недовольно, покосившись из-за
голов, кондуктор.
– «Кого»!..– вагон.
– Язык болтает,– голова не ведает, что... Вагон и так
исправный. Дело не в вагоне, а в номере. На других номерах
никогда столько народу не бывает, а тут постоянно, как сельди в
бочке. И откуда вас черт только наносит сюда, все на один номер
наваливаетесь! Прямо работать нету никакой возможности.
– Раз народу много, вот бы и надо...– сказал голос какого-то
придушенного человека.
– Что «надо»? – переспросил иронически кондуктор.
– Как номер плохой, так тут ничего не выдумаешь,–
прибавил минуту спустя кондуктор.– Да и народ тоже... на этот
народ все горло обдерешь, кричамши.
– Русский человек без крику не может. Тут для этого особого
кондуктора надо.
– Да ведь тоже и у кондуктора горло не железное. А вот бы
радио установить, чтобы со станции на остановках всех матом
крыть.
– Они останавливаются-то не в одно время; что же ты во
время движения ни с того ни с сего и будешь крыть?..
– Можно предупредить, что это к следующей остановке
относится.
– А почему вагонов не прибавляют?
– Потому что второстепенная линия – движение небольшое,–
сказал недовольно кондуктор.
– Какое ж, к черту, небольшое, когда мы все ребра себе
переломали.
266
– Мало что поломали – определяется по статистике, а не по
ребрам.
– Батюшка, ослобони! – крикнула старушка из середины.
– То-то вот – «ослобони»!.. А зачем лезла на такой номер,
спрашивается? По зубам бы выбирала. Села бы, вон, на
четвертый.
– Куда ж я на четвертый сяду, когда он совсем не в ту
сторону?
– Еще разбирет, в какую сторону,– проворчал недовольно
кондуктор.– Ну, что же там, вы! Олухи царя небесного, ведь вам
сказано наперед потесниться!
– Нельзя ли повежливее?
– Садись на другой номер, там повежливее будут.
– Вы, кажется, навеселе?..
– На этом номере только пьяному и ездить, никакой трезвый
не выдержит,– отозвался кондуктор и прибавил: – Ах, окаянные,
ну и народ! Ежели на них не кричать без передышки, они на
вершок не подвинутся.
– Голубчик, крикни на них посильнее! – послышался голос
старушки,– совсем ведь смерть подходит.
– Криком тут много не сделаешь,– ответил недовольно
кондуктор и мигнул вожатому: – Панкратов, стряхни-ка!
Вагон, летевший под уклон, вдруг неожиданно замедлил ход,
и все пассажиры, стоявшие в проходе, посыпались друг на друга
к передней площадке.
– Боже мой! Что же это?! Что случилось?!
– Да ничего не случилось,– сказал кондуктор,– вот стряхнул
всех,– теперь свободнее стало.