Избранные произведения

зрения квартирной морали, достойного осуждения, тем больше

внимания ему уделяют.

Сосед всегда выглянет из своей двери, если услышит, что к

обитателю или особенно обитательнице смежной комнаты кто-

то пришел или послышится осторожное звяканье бутылок и

незнакомый мужской голос в одинокой до того женской келье,–

тогда он непременно выйдет в коридор, сделав при этом вид, что

он что-то ищет, и с бьющимся от запретного интереса сердцем

пройдет несколько раз мимо дверей соседки, если окажется, что

дверь осталась неплотно прикрытой, в расчете, что ему удастся

посмотреть кусочек, может быть, незаконной и достойной

осуждения жизни.

Тогда он возвратится к своей строгой и благообразной жене

и, чтобы она не учла как-нибудь по-своему его излишний

интерес к соседней комнате, скажет с презрением спокойного и

добродетельного человека: «Уж и соседку нам бог послал:

настоящий веселый дом. Сейчас нарочно вышел посмотреть, что

там делается».

На что супруга, покосившись на него, скажет с явным

недоверием к его добродетели: «Ты на других-то поменьше

смотри, а то каждый вечер мимо двери шныряешь».

Но за жилицей маленькой комнаты никто не мог ничего

предосудительного заметить. Она никогда никого не беспокоила

273

шумом, у нее никто никогда не бывал. Она была худа, бледна, с

плоской грудью, в вечной светленькой блузке и залатанных

башмаках.

Почти на весь день она куда-то уходила с мягким свертком из

черного коленкора под мышкой, похожим на те свертки, которые

носят портные и портнихи, относя свои заказы. Видели ее

только утром, когда она выходила из своей комнаты, чтобы

вскипятить себе чаю в общей кухне. И даже это делала она тихо,

неслышно и боязливо отодвигаясь в сторону, если кто-нибудь

другой подходил к плите.

Не все даже знали, что ее зовут Марьей Семеновной, и может

быть, никто и не замечал ее и не думал о ней, если бы не одно

обстоятельство, благодаря которому некоторые жилицы даже

завидовали ей: у нее была громадная кошка с белой длинной

пушистой шерстью без единого пятнышка. В первый же день

появления Марьи Семеновны эту кошку осмотрела вся квартира,

даже переворачивали ее лапами вверх, выискивая, неужели в

самом деле так-таки ни одного пятнышка не найдется.

Пятнышка не было. Ни одного.

Кошка была единственным существом, которое чувствовало

любовь к этой бедной и неинтересной женщине. Она, вызывая у

всех удивление своей преданностью, аккуратно каждый вечер

ждала у двери черного хода возвращения Марьи Семеновны. И

потом, мурлыча, ходила за ней по пятам. И в то же время она

была и со всеми ласкова и общительна. Дети запрягали ее в

колясочку, заставляли прыгать через руки или клали ее в

передней на старый с продавленными пружинами диван лапами

вверх, спеленывали и надевали на шею резиновую соску на

ниточке. И кошка, мурлыча, лежала спокойно с соской и

дремала, закрыв глаза. Только хвост ее из пеленок чуть

пошевеливался. Звали ее Машей. Один раз она пропала на

сутки, вся квартира сейчас же заметила, и все беспокоились,

отыщется она или нет.

Каждый входивший первый раз в квартиру при виде Маши

невольно вскрикивал:

– Какая прелесть! Чья она?

И если спрашивающему молча указывали на проходившую в

это время по коридору Марью Семеновну, он взглядывал на нее

молча, сразу охладевший, и, только когда обладательница кошки

скрывалась за дверью, он вновь обретал свой восторженный

тон.

274

Машку кормили все квартиранты, приносили ей молоко и

мясо. И при виде этой жирной, откормленной Машки и бледного

с серым оттенком изможденного лица ее хозяйки, вероятно, у

многих возникал вопрос: чем же питается сама Марья

Семеновна? Может быть, она с жадностью ела бы то, что давали

ее кошке? Но Марья Семеновна была такая неинтересная, ничем

не заметная, что если у кого и возникала подобная мысль, то он

почти никогда не додумывал ее до конца. Раз эта Марья

Семеновна ходит, двигается, кипятит свой чайник и никого ни о

чем не просит, следовательно, как-то существует. И даже то

обстоятельство, что Марья Семеновна была исключительно

кроткий и мягкий человек, заставляло квартирантов холоднее и

безразличнее относиться к ней.

Если бы она была злой, ворчливой и неприятной женщиной,

тогда у каждого было бы оправдание своего безучастного к ней

отношения. Но так как она была безупречным и, вероятно,

хорошей души человеком, то каждый чувствовал себя как бы

несколько виноватым за свое безучастие и поэтому старался не

замечать ее, не вступать с ней в разговор, как бы боясь, что он

разговорится с ней по душам, придется спросить, как она живет.

А если окажется, например, что она живет плохо и недоедает,

тогда придется ей предлагать обедать или еще что-нибудь. А то

по душам разговаривает, а как нужно помочь, так – в кусты...