правильны. Вот, например, паровой молот... обратите внимание.
Это совершенно точное воспроизведение.
А это школьная экскурсия – сближение учебы с
производством,– руководитель объясняет им процессы работы.
Вот здесь с флагом – группа колхозников – шефов над заводом.
Они пришли приветствовать рабочих по поводу выполнения
плана. А вот это группа единоличников. Они стоят совсем в
стороне.
– Как они рты-то разинули! – сказал, засмеявшись, военный.
Штатский, взглянув на военного, тоже засмеялся.
– Сразу видно, что единоличники,– сказал он,– в лаптях и в
рваных полушубках...
– Я хотел показать завод не в индустриальном, а в
социально-революционном его значении,– сказал художник, как
ученик, которому неожиданно поставили лучший балл, и он с
435
красными от радостного волнения щеками сам уже разъясняет
свои достижения.
– А там дальше – шахта, из которой добывается руда. Ее в
действительности там не было, но я соединил это для большей
наглядности.
Военный еще несколько времени постоял перед картиной и,
подавая художнику дружески руку, сказал:
– Поздравляю вас с блестящей победой над собой. Вот вы и
перестроились и стали давать искусство, нужное эпохе.
Штатский тоже подал руку художнику, покрасневшему от
похвалы.
– Как у вас со снабжением? – спросил военный.
– Плохо. Я не приписан ни к одному распределителю.
– Это мы все устроим. Художники, идущие в ногу с эпохой,
не должны нуждаться ни в чем. А это что?.. Старые грехи? –
спросил военный, увидев в углу пейзаж с грозой.– Или, может
быть, и теперь пишете?..
Художник испуганно оглянулся и, весь покраснев, видимо, от
мысли, что его заподозрят в некрасивом поведении, уже по-
другому торопливо сказал:
– Да это старые грехи... пейзаж... я даже не кончил его...
бросил уже давно, потому что почувствовал его полную
ненужность.
Военный, не слушая, подошел к неоконченной картине и
долго молча стоял перед ней, потом почему-то потянул в себя
воздух и сказал:
– Дождем-то как пахнет!.. Долго работали над ней?
– Три года...
– Три года! – воскликнул штатский, посмотрев на военного,–
за это время сколько полезных картин можно было бы написать.
– Ну, еще раз поздравляю,– сказал военный, не ответив на
слова и взгляд штатского.
Достав перчатки, он хотел было идти, но от двери еще раз
оглянулся на пейзаж.
– Да, определенно пахнет дождем и дорожной пылью,–
сказал он с веселым недоуменьем,– а ни пыли, ни дождя нет,
есть только холст и краски. Как вы достигли этого?
– Я об этом сейчас совсем не думаю и не интересуюсь, я весь
сейчас в этой картине, - сказал художник, показав на картину
завода.– И знаете,– с порывом приподнятой искренности сказал
художник,– когда я ее написал, я вдруг почувствовал, что у меня
436
нет оторванности и замкнутости в одиночестве, что благодаря ей
я нашел путь к слиянию с жизнью массы, иду с ней, дышу
одним с ней воздухом.
– А, это великое дело,– сказал военный уже от двери, все еще
продолжая смотреть с прищуренным глазом на картину грозы.–
Но лучше поздно, чем никогда. Душевно рад за вас.
Он подал художнику руку и пошел. Штатский точно так же
пожал руку хозяину. И они оба ушли.
Военный, садясь в автомобиль, сказал:
– Сколько я ни смотрю современных картин, просто оторопь
и тоска берет. Какие-то наглядные пособия для школы первой
ступени. А ведь среди них есть первоклассные мастера. В чем
тут дело?.. Иногда даже приходит в голову нелепая мысль: «Уж
не смеются ли они над нами?» Не может же в самом деле
талантливый человек не видеть, какую бездарь он производит!
Он, видите ли, выписал самым точным образом все детали
машин, на кой-то черта они нужны в искусстве, все тут
соединил – и колхозников, и единоличников, и экскурсии. У нас
в училище висели сытинские издания,– так точь-в-точь! И зачем
мы только тратим на эти заказы такие деньги?.. Для наглядных
пособий довольно бы работ учеников ремесленных школ.
Бедность мысли и однообразие тем ужасающее: завод спереди,
завод – сзади. Рабочий с молотом, рабочий без молота. И везде
трубы, колеса, шестерни.
– Ну, как же Иван Семенович, у него все-таки строительство
показано.
Военный замолчал, очевидно, не желая вступать в
пререкания.
Художник вернулся в комнату, нервно шершавя волосы с тем
взволнованным и возбужденным видом, какой бывает у всякого
художника, только что проводившего похваливших его работу
гостей.
Художник, как бы проверяя какое-то высказанное
посетителями впечатление, остановился перед пейзажем с
грозой.
– Да, действительно, живет! – сказал он, при этом, раздув
ноздри, даже потянул воздух к себе, как это делают, когда после
душного летнего полдня зайдет с юга грозовая туча, над землей
пробежит сумрак и в свежем воздухе запахнет дождем и
дорожной пылью.
437
Он еще некоторое время постоял перед картиной, потом,
вздохнув, перевернул ее лицом к стене и задвинул в самый