Избранные произведения

людей, почему-то бросилась от них и убежала.

– Уж не умом ли помешалась? – сказал сосед.

– Ей кричат, что обокрали, она ничего не понимает и твердит,

чтобы уходили: пяти часов еще нет. За коим чертом ей пять

часов понадобилось?

Когда она пришла и увидела, в чем дело, то схватила себя за

волосы и осталась в таком положении.

– Взяло дюже здорово,– сказал сосед.

– Мандат надо было спросить.

– Она и хотела спросить, а они рулетку вынули. Ну, она и

прикусила язык.

– Все, говорят, подошло,– сказал сосед, взяв себя за бороду.–

Да к чему подошло-то? Вот вся суть-то в чем была.

– Сама, окаянная, все показала,– сказала наконец хозяйка с

тем выражением, с каким причитают над умершим сыном,

причиной смерти которого считают себя.– Пять часов на огороде

высидела.

– А что ж козу-то не обмеряли? – спросил сосед, подмигнув.

– На глаз прикинули,– сказала прачка.– Ах, головушка

горькая! Чиновники приходят, их за жуликов принимаешь,–

попал! Жулики пришли, их за чиновников принял. Опять попал.

Вот жизнь-то заячья!

144

Видение

I

Учитель музыки давал урок, а в соседней комнате,

надрываясь, кричал ребенок. Потом его кто-то стал пороть, он

еще сильнее закричал.

– Ну, вот, черт его возьми, каждый раз так! Учитель бросил в

угол потухшую папироску и сказал:

– Какая тут, к черту, может быть культурная жизнь в такой

обстановке! Ведь это вся моя квартира была. А теперь нагнали

сюда посторонних людей,– видите, что делается. Тут бы нужно

наорать на них как следует, а я деликатничаю, молчу.

– Напрасно,– сказал ученик.

– Я сам знаю, что напрасно. Но не могу... Пользуются моими

вещами, посудой. Все это ужасно раздражает, а сказать неловко.

Мой приятель Василий Никифорович, тот, что привез мне в

начале революции эту обстановку, бежал с женой за границу.

Звал и меня, а я не решился. И вот теперь живешь в стране

дикарей, где нет ни права, ничего.

В дверь постучали. Учитель вышел в переднюю. Там стояла

молодая женщина, изящно одетая. У нее было робкое, несмелое

выражение.

– Вы Андрей Андреич Сушкин? – спросила она.

– Да,– сказал учитель музыки, невольно остановившись

взглядом на ее лице. Ее лицо – тонкое, хрупкое, точно

освещалось огромными черными глазами.

– Я от Василия Никифоровича,– сказала молодая женщина.

– От Василия Никифоровича? Да где же он? Приехал?..

– Нет, он не приехал... я приехала.

– Простите, а вы кто же?

– Его жена...– сказала она не сразу.

– Его жена?.. Но простите, у него была другая жена...

– Я вторая...

– Ах, вторая?.. Ваше имя и отчество?

– Вера Сергеевна.

– Что же я вас держу здесь, вот так гостеприимный хозяин!

Идемте сюда.

145

– У меня извозчик, ему нужно отдать пятьдесят копеек,–

сказала, смутившись, молодая женщина,– а я забыла у знакомых

сумочку и в ней письмо к вам от Василия Никифоровича.

– Ах, какая большая сумма – пятьдесят копеек! – и, сбегав

вниз, он отпустил извозчика.

– Не успела приехать, как уже заставляю людей тратить на

себя деньги.

– И очень хорошо,– говорил Андрей Андреич, снимая с нее

пальто и чувствуя какую-то необыкновенную, непривычную для

себя свободу в обращении с женщиной, как будто этот

заплаченный за нее полтинник дал ему право свободного и

дружески покровительственного обращения с этой незнакомой

женщиной.– Вот как мы живем здесь, в одной комнате. Вам,

наверно, странно и дико?

Молодая женщина, войдя в комнату и не снимая шляпы,

осмотрелась.

– Я так себя браню, что не уехал из этой чертовой страны.

Каждый год ждали, что все у них полетит к черту, нет, выплыли

каким-то родом,– говорил хозяин, а сам смотрел на эту

красивую молодую женщину. Ее шляпа с острыми краями и

красным пером, изящный весенний костюм, в боковом

кармашке которого торчал уголок шелкового голубого платка,

точно внесли в его одинокую комнату струю свежего весеннего

воздуха.

– А я, представьте, только что говорил сейчас о Василии

Никифоровиче,– продолжал возбужденно Андрей Андреич, и с

этим возбуждением он смотрел в глаза молодой женщине, с

которой он чувствовал, что может говорить тоном близкого

знакомого, как друг ее мужа, и встречаться с ней глазами, как с

интересной женщиной, приехавшей сюда без мужа.

Ученик ушел. А хозяин взял стул, поставил его против

гостьи, севшей на диван, и почти придвинув свои колени к ее

коленям, улыбаясь, смотрел на нее несколько времени своими

подслеповатыми добрыми глазами, точно они давно были

знакомы, долго друг друга не видели и теперь нечаянно

встретились.

Ее глаза, большие и серьезные, тоже смотрели на него. И

наконец она, как бы поняв простую и чистую душу собеседника

и поверив ему, улыбнулась.

– Вы точно светлый луч из другой, прекрасной жизни. Я

сейчас сидел здесь в раздражении, в унынии, и вдруг являетесь

146

вы, смотрите с простой, милой улыбкой, точно вы только вчера