Избранные произведения

ясно почувствовал себя живой частью всей вечной

бесконечности этих мерцающих миров и пережил удивительное

ощущение безграничного простора и неумирающего движения,

совершающегося во вселенной.

Он движется в цепи этого великого движения, как одно из

звеньев. Все, что в нем совершается, это не случайно, а идет

оттуда в подчинении общему закону.

Теперь этого давно ничего нет. Великая связь утеряна. Он,

очевидно, выпал из цепи общего и вечного движения. Очевидно,

эта цепь включает в себя только тех, кто сам вечно движется.

192

Теперь вместо этой великой связи образовалась другая,

маленькая связь: он близкий знакомый и друг Петра Ивановича,

старый приятель Анны Петровны, член клуба и т. д. и т. д.

И только...

V

Поезд остановился, и Волохов вспомнил, что ему надо

выходить.

В первый раз после многих лет он задумался о том, о чем не

думал уже давно.

Волохов вышел из вагона. Это была не станция, а разъезд

среди пустого снежного поля.

В пролет вагонов и с крыш сыпало в лицо мелким снегом.

Ноги тяжело, как по песку, шли по нанесенному на платформу

снегу, и тускло светились огоньки в замерзших окнах разъезда.

А в стороне еще светились два мутных окошечка, вероятно,–

постоялого двора.

Алексей Николаевич Волохов с невольным содроганием

подумал о той беспросветной жизни, какой живут здесь люди за

этими замерзшими окошками в голом поле. Его охватила тоска

безнадежности при одной мысли об этом. Наверное, одинокая

лампа над столом, ситцевые занавески, диван с клеенчатым

сиденьем для проезжающих, комодик с зеркалом и вся та убогая

обстановка, которая бывает в этих домиках.

При одной мысли о том, что было бы, если бы ему пришлось

одному остаться в таком углу, его охватывала дрожь.

Если там, в столице, среди электрического света и движения,

он чувствует, что жизнь умерла, то – что же здесь, в этих

огромных снежных пространствах?

И это в ста верстах от Москвы. Так же в трехстах верстах...

Так же в пятистах... Так же и в тысяче...

А между тем он помнит, какое он испытывал

необыкновенное ощущение в юности, когда в метель ехал на

лошадях, и они заезжали погреться на постоялый двор. Как

приветливо светились тогда огоньки в замерзших окнах, как

была приятна теплая с вымытыми полами комнатка с этим

неизбежным диваном, обитым клеенкой, пузатый самовар с

решеткой красноватого света на подносе и незнакомые

фотографии в рамках на стене.

193

Это было тогда, когда в нем только что начиналось движение

впервые осознанной внутренней жизни.

Теперь же эта клеенка и фотографии были только символом

убогого мещанства и вульгарности. Отчего?

VI

А тут еще оказалось, что около разъезда не было лошадей,

которых должны были за ним выслать.

И гнетущее впечатление от заброшенности и

безжизненности необъятных снежных пространств, с тусклыми

огоньками в замерзших окнах, еще более увеличилось. Пришла

мысль о том, что он с своим именем принужден, как балаганный

актер, трепаться по вагонам третьего класса, чтобы иметь

возможность жить прилично.

Но в это время ему сказали, что лошади из колонии

обыкновенно останавливаются по ту сторону полотна.

Алексей Николаевич пошел к поезду, который еще стоял с

заиндевевшим, седым от мороза паровозом, под колесами

которого переливался от топки отсвет яркого пламени между

рельс.

Он нагнулся под вагон и крикнул:

– Из колонии есть кто-нибудь?

– Есть, есть!..– ответил живой и, как ему показалось,

радостный женский голос,– сейчас поезд уйдет, вы и перейдете.

Вышел начальник станции в красной фуражке, что-то

передал кондуктору. Кондуктор, надув щеки, на ходу дал

свисток, и поезд тронулся, сверкая далеко впереди

вспыхивающим на снегу ярким пламенем под колесами.

Простучали колеса, мелькнул последний с красным фонарем

вагон, забеленный сзади снегом, и после частого мелькания

проходивших, все ускоряя ход, вагонов, перед глазами

открылось неподвижное пустое поле и по ту сторону рельс двое

саней и какие-то фигуры.

Волохов, не умевший ходить по снегу, пошел к ним, сбиваясь

каждую минуту с узенькой протоптанной тропинки, наполовину

занесенной снегом.

Фигуры, обвязанные платками, оказались девушками-

учительницами. Одна была повыше, другая пониже.

194

– Ну, наконец-то! А мы беспокоились, думали, не приедете,–

радостно и оживленно заговорила девушка пониже.– Мы ведь

выехали к первому поезду и с тех пор ждем вас.

– Я вас заморозил?

– Ну, нет, это-то ничего,– мы привыкли. Все-таки приехали.

А это самое главное,– сказала другая девушка, ростом повыше.

– А с кем же мы поедем?

Девушки не поняли.

– Как с кем? – переспросили обе.

– Кто нас повезет?

– Сами. Ну, садитесь. Мы на всякий случай лишнюю лошадь

захватили, думали, с вами еще кто-нибудь приедет. Катя, ты

садись сюда, втроем поедем. А Звездочка порожняком пойдет,–

говорила девушка пониже.

Стали усаживаться, причем Волохов почувствовал себя как-