Избранные произведения

– Раз нету ничего, что ж я пойду лбом бохать? Прямо чудно,

ей-богу,– проговорил он наконец.

– А может, есть?

– Ни черта нету. Коли есть, так покажи...

– Не увидишь...

– Что ж, у меня глаза, что ли, не такие?

– Не такие... душа у тебя темная,– сказала девушка,

задумчиво глядя на звездное небо.

229

– Ну, прямо хлыстовка из Алексеевской слободы! – сказал

Петр, с раздражением посмотрев на поднятый кверху тонкий

профиль.

– Всякий по-своему верит...– ответила она уклончиво.

– А вот мне не даешь небось по-своему верить.

– Тебе верить не во что, кроме как...– глухо отозвалась

девушка, не договорив какого-то слова.

– Эх, ушел бы я от вас, где настоящие люди живут! А то тут

этот чертов монастырь да овраги, да леса, вот вы и...

Девушка сидела, не отвечая, потом проговорила, видимо,

поглощенная какой-то своею мыслью:

– Я еще на Пасху об тебе думала, когда со свечами стояли. А

потом шла по деревне, везде в окнах светло, огоньки горят, и

душа у меня вроде как светлая, светлая сделалась... А у тебя,

гляжу, окна темные, пустые. И так нехорошо сразу мне стало.

– Отчего ж тебе нехорошо стало?

– Не знаю,– сказала она, вздохнув. Потом вдруг взглянула на

него, как бы решив прямо поставить какой-то мучительный для

нее вопрос, и сейчас же, опять опустив глаза, спросила тихо,

едва слышно:

– А в черта... веришь?..

Видно было, как она задержала дыхание, ожидая ответа.

Петр молчал. Потом неохотно сказал:

– Когда-нибудь конец придет и ему.

– А сейчас, видно, не пришел?..– отчужденно-зло спросила

девушка.

– Может, еще не пришел. Что знаю – говорю, а чего не знаю,

говорить не буду.

– То-то, я слыхала...

– Про что ты слыхала?

– Про это самое... сам признался.

– Да в чем признался-то, черт?!

– В том... Ни во что не верить нельзя... Не в то, так в это.

– Вот мозги-то защелкнуло!..

Петр, с раздражением отвернувшись от девушки, смотрел в

сторону, а она, с лицом, на котором была боль и мука, сидела,

опустив голову, и перебирала руками край платка.

Месяц еще ниже опустился над лугом, где длинной полосой

стелилась туманная муть. С реки потянуло свежим холодком.

Приближался ранний летний рассвет.

230

– Ну. .– сказала девушка, вдруг смело и твердо подняв голову

и посмотрев в упор на Петра,– видно, так тому делу быть.

– Уходишь?..

Она, встав с земли, отряхнула платье на коленях и,

посмотрев несколько времени парню в глаза, сказала:

– Ухожу... Теперь уж совсем.

– Как совсем?.. Да ну, брось. Ай не жалко?

Девушка, не отвечая и с остановившимся дыханием, закусив

до боли губы, смотрела на него, как смотрят, когда решается

вопрос целой жизни.

Потом глухо, но твердо сказала:

– Прощай...

Петр хотел ее обнять. Но девушка поспешно сделала шаг

назад.

– Что ж, уж и поцеловать не хочешь?

– Это теперь ни к чему. Прощай...

И она пошла к темневшему высокому берегу, на котором

виднелись разбросанные силуэты изб.

Петр остался стоять на месте, опустив голову и бездумно

глядя на тлевший костер.

Фигура девушки в накинутом платке уходила все дальше и

дальше, сливаясь с темнотой бугра. И вдруг у Петра дрогнуло

сердце: она остановилась и повернулась к нему. Он весь

насторожился и замер.

И одну секунду они стояли так, точно ожидая, что что-то

сейчас сделается, и они бросятся друг к другу.

Но ни он, ни она не сделали ни шага. Девушка медленно

повернулась и пошла дальше.

Петр стоял еще несколько времени и смотрел в ту сторону.

Потом, скрипнув зубами, с силой бросил фуражку на траву, лег

грудью на землю, разбросав ноги и уткнувшись лицом в сгиб

локтя, и остался в таком положении.

На бугре, куда ушла девушка, скрипнули чуть слышно

ворота, пропел где-то петух. И все затихло.

Месяц за рекой совсем опустился за полосу туманной мути,

и звезды мигали уже бледнее и реже, как бывает перед

рассветом.

Человеческая душа

I

231

Если бы Софье Николаевне сказали, кого и в каком

положении она увидит сегодня вечером, она этому так же мало

поверила бы, как если бы ей сказали, что она увидит свою

покойницу-мать.

Бывают такие неудачные дни: с утра что-нибудь не

заладится, и пойдет на целый день одно за другим.

Такой день был сегодня и у нее.

Во-первых, поссорилась с мужем.

А потом подвернулась Маша, которую она никак не могла

приучить убирать комнаты раньше, чем она пойдет в лавку.

Зайдя в кухню к Маше, она увидела там соседнюю прислугу

Аннушку и накричала на Машу, что она все водит к себе гостей,

а дела от нее не добьешься. Да еще ложка столовая пропала. Так

все пропадет, если она в дом будет водить посторонних людей.

Маша вспылила и потребовала расчет. Софья Николаевна

сгоряча дала ей расчет. Потом опомнилась, хотела у Маши

просить прощения, но та уже ушла.

И вот теперь сидела на диване с ногами, сжавшись под

шарфом, точно ей было холодно, и несчастными глазами, из

которых готовы были пролиться слезы, смотрела напряженно

перед собою в пол, закусив палец.