Избранные произведения. I том

— Он не может забрать их всех, а потом не дать мне довести дело до конца! Он не может так поступить! Не может!

Джонни скривился, когда очередной пинок Дэвида угодил ему в коленную чашечку.

— Стив!

Стив с неподдельным ужасом взирал на безголового орла, все еще подергивающего крыльями. Когти птицы покрывала кровь.

— Стив, черт побери!

Стив повернулся к нему, словно приходя в себя после глубокого забытья. Синтия уже стояла на коленях рядом с Ральфом и громко плакала, пытаясь нащупать его пульс.

— Стив, подойди сюда! — крикнул Джонни. — Помоги мне!

Стив подскочил к ним и перехватил Дэвида. Тот начал вырываться с удвоенной силой.

— Нет! — Голова Дэвида моталась из стороны в сторону. — Нет, это моя работа! Моя! Он не может забрать их всех и оставить меня! Ты слышишь? ОН НЕ МОЖЕТ ЗАБРАТЬ ИХ ВСЕХ. И…

— Дэвид! Прекрати!

Дэвид перестал вырываться и обвис на руках Стива, словно марионетка с отпущенными веревочками. Глаза его покраснели от слез. Никогда еще Джонни не видел на человеческом лице такого отчаяния.

Мотоциклетный шлем лежал там, где бросил его Джонни, когда на них напал орел. Он наклонился, поднял его, посмотрел на мальчика в руках Стива. Стив стоял как потерянный, не понимая, что происходит.

— Дэвид… — начал Джонни.

— Бог в тебе? — спросил Дэвид. — Ты это чувствуешь, Джонни? Как руку? Или огонь?

— Да, — кивнул Джонни.

— Тогда ты все поймешь правильно. — И Дэвид плюнул ему в лицо. Теплая слюна потекла по щекам, как слезы.

Джонни даже не пытался стереть слюну.

— Слушай меня, Дэвид. Я собираюсь сказать тебе что-то такое, чего ты не вычитаешь в Библии и не узнаешь у твоего друга-священника. Насколько я понимаю, это личное послание Бога. Ты слушаешь?

Дэвид молча смотрел на него.

— Ты говоришь: «Бог жесток» — точно так же, как человек, никогда не покидавший Таити, говорит: «Снег холодный». Ты знаешь, но не понимаешь. — Он подступил к Дэвиду, сжал ладонями холодные щеки мальчика. — Ты знаешь, как жесток может быть твой Бог, Дэвид? Как фантастически жесток?

Дэвид ждал, не говоря ни слова. Может, слушал, может, нет. Джонни не сумел бы ответить на этот вопрос.

— Иногда Он заставляет нас жить.

Джонни поднял фонарь, двинулся было в глубь штольни, потом вновь посмотрел на мальчика.

— Возвращайся к своему другу, Дэвид. Возвращайся к нему, и пусть он станет твоим братом. А затем начни убеждать себя, что на автостраде произошла авария, какой-то пьяница выехал на встречную полосу, врезался в ваш кемпер и в живых остался только ты. Такое случается постоянно. Газеты только об этом и пишут.

— Но это же неправда!

— Как знать. А когда ты вернешься в Огайо, или Индиану, или куда-то еще, где находится твой дом, молись Господу, чтобы Он помог тебе все это пережить. И прийти в себя. На текущий же момент ты отпущен.

— Я больше не произнесу ни одной… Что? Что вы сказали?

— Я сказал, что ты отпущен. — Джонни пристально смотрел на него. — Отпущен раньше. — Он взглянул на Стива. — Выведи его отсюда, Стивен. Выведи отсюда всех!

— Босс, что…

— Экскурсия закончена, техасец. Запихни всех в грузовик и выметайся из карьера. Если тебе дорога жизнь, не теряй ни секунды.

И Джонни чуть ли не бегом бросился в глубь штольни вслед за прыгающим перед ним световым пятном. Скоро пропало и оно.

* * *

Джонни обо что-то споткнулся и чуть не упал, а потому перешел на шаг. Китайские шахтеры много чего набросали, когда рванули к выходу из штольни. Он наступал на кости, превращая их в пыль, то и дело направлял луч фонаря направо и налево, опасаясь очередных сюрпризов Тэка. Стены были покрыты иероглифами, словно попавших в западню шахтеров охватила мания к писательству, чему они и предавались в ожидании смерти.

Помимо костей, на полу валялись жестяные кружки, кирки с ржавыми остриями и короткими рукоятками, баночки с ремешками, те самые керосиновые лампы, о которых говорил Дэвид, истлевшая одежка, кожаные тапочки (маленькие, словно детские), по меньшей мере три пары деревянных сабо. В одном из них стоял огарок свечи, погасшей за год до того, как Эйба Линкольна избрали президентом.

И везде среди останков китайских шахтеров и их вещей лежали кан тахи: койоты с языками-пауками, пауки с торчащими из пасти крысами, летучие мыши с языками-младенцами (сморщенными, отвратительными физиономиями гномов), какие-то невообразимые чудища, при взгляде на которые у Джонни болели глаза. Он чувствовал, что кан тахи зовут его, манят к себе, как иной раз манила выпивка, или пирожное, или алый рот женщины. Кан тахи говорили голосами безумия, знакомыми Джонни по прошлой жизни. Сладкозвучные голоса предлагали невероятное, немыслимое. Но кан тахи не имели над ним власти до тех пор, пока он не наклонится и не коснется их. Если он сможет этого избежать (а искушение было ой как велико), ему ничего не грозит.