— Я не знаю. — Мальчик нахмурился. — Не знаю. Я знал, когда только-только сюда попал, но теперь не могу вспомнить. Все расплывается, как плохой сон, когда ты уже проснулся. Мне часто снятся плохие сны. Миссис Шоу говорит, что это все потому, что я смотрю слишком много ужастиков по одиннадцатому каналу.
— Что такое канал? — У стрелка вдруг мелькнула совершенно безумная мысль. — Что-то вроде луча?
— Нет. Это по телику.
— Что такое телик?
— Ну… — Мальчик почесал лоб. — Такие картинки.
— Тебя кто-то привел сюда? Эта миссис Шоу?
— Нет, — сказал мальчик. — Я просто здесь очутился.
— А миссис Шоу, это кто?
— Я не знаю.
— А почему она называет тебя Бамой?
— Не помню.
— Какая-то ерунда получается, — буркнул стрелок.
Ему вдруг показалось, что мальчик сейчас заплачет.
— Я правда ничего не знаю. Я просто здесь оказался. Если бы вы спросили меня вчера, про каналы и телик, я бы вам все рассказал. А завтра я, может быть, даже не вспомню, что меня зову Джейк. Разве что вы мне подскажете, только вы мне ничего не подскажете. Потому что завтра вас здесь не будет. Вы уйдете, и я умру с голоду, потому что вы съели почти всю мою еду. Я сюда не хотел. Я не просил, чтобы меня сюда перенесли. Мне здесь не нравится. Тут жутко и страшно.
— Не надо так сильно себя жалеть. Держи хвост пистолетом.
— Я сюда не хотел, — повторил мальчик с ребяческим вызовом в голосе.
Стрелок съел еще кусок мяса. Прежде чем проглотить, долго жевал, чтобы выдавить соль. Мальчик тоже стал частью единого целого, и стрелок был уверен, что он говорит ему правду: он оказался здесь не по собственной воле. Он не хотел, чтобы так было. Плохо. Очень плохо. Это он, стрелок…
— Расскажи все, что ты помнишь, — сказал он Джейку.
— Я мало что помню. А то, что помню, это и вправду какая-то ерунда. Полный бред.
— Все равно расскажи.
Мальчик задумался, с чего начать. И думал долго.
— Было одно место… до того, как я здесь оказался. Такой большой дом, где много комнат, а рядом — дворик, откуда видны высоченные здания и вода. А в воде стояла статуя.
— Статуя в воде?
— Да. Такая женщина, в короне и с факелом… и еще, кажется, с книгой.
— Ты что — выдумываешь на ходу?
— Может быть, — безнадежно ответил мальчик. — Там еще были такие штуки, чтобы ездить на них по улицам. Большие и маленькие. Большие — синие с белым. А маленькие — желтые. Желтых было много. Я шел в школу. Вдоль улиц тянулись такие зацементированные дорожки. А еще там были большие окна, чтобы в них смотреть, и статуи в одежде. Статуи продавали одежду. Я понимаю, что это звучит по-дурацки, но те статуи продавали одежду.
Стрелок покачал головой, пристально всматриваясь в лицо мальчика — пытаясь распознать ложь. Но мальчик, похоже, не лгал.
— Я шел в школу, — упрямо повторил мальчишка. — У меня была… — он прикрыл глаза и пошевелил губами, как будто нащупывая слова, — сумка для книг… такая коричневая. И еще — завтрак. И на мне был… — он снова запнулся, мучительно подбирая слово, — галстук.
— Что?
— Я не знаю. — Мальчик безотчетно положил руку на горло. Этот жест всегда ассоциировался у стрелка с повешением. — Не знаю. Все это исчезло. — Он отвел взгляд.
— Можно я тебя усыплю? — спросил стрелок.
— Я не хочу спать.
— Я могу усыпить тебя, чтобы ты вспомнил. Во сне.
Джейк с сомнением спросил:
— А как вы меня усыпите?
— А вот так.