Читаем Избранные произведения. I том полностью

«Все же не надо нам было встречаться. Я знала. С самого начала чувствовала, что так получится. Но ничего не могла с собой поделать. Так хотелось тебя увидеть, а увидела — сразу закричала: «Хадзимэ! Это я!» Ведь не хотела, а все равно закричала. Я под конец всегда все порчу».

Больше я ее не увижу. Она останется только в моей памяти. Исчезла. Была-была, а теперь нет и больше не будет. «Серединка на половинку… Такая жизнь не по мне». Где теперь эти ее может быть? Может, к югу от границы? Может быть. Или на запад от солнца? Нет, на запад от солнца никаких может быть не бывает.

Я стал от корки до корки просматривать газеты — искал сообщения о женщинах-самоубийцах. Оказывается, столько людей каждый день кончают с собой, но это все были другие люди. Нет, та красивая 37-летняя женщина с замечательной улыбкой, которую я знал, счетов с жизнью не сводила. Просто она оставила меня навсегда.

* * *

На первый взгляд, в моей жизни ничего не изменилось. Каждый день я отвозил дочерей в садик и привозил обратно. По дороге распевал с ними песенки. Иногда у ворот детского сада останавливался поболтать с молодой мамашей, которая приезжала на «мерседесе 260Е», и ненадолго забывал обо всем. Говорили мы на те же темы — о еде, одежде, с удовольствием обменивались новостями о том, что происходило у нас на Аояма, о натуральных продуктах и тому подобной ерунде.

На работе все шло как обычно. Каждый вечер я нацеплял галстук и отправлялся в одно из своих заведений. Вел разговоры с завсегдатаями, работал с кадрами, выслушивая их мнения и жалобы, подарил какую-то мелочь на день рождения одной из работавших у меня девчонок. Угощал наведывавшихся в бар или клуб музыкантов, дегустировал коктейли. Следил, настроен ли рояль, не напился ли кто и не мешает ли другим гостям. Чуть что, и я тут как тут. Дела шли гладко, даже чересчур, но интереса к работе, которая раньше меня так увлекала, уже не было. Хотя, думаю, никто этого не замечал. Внешне я оставался таким же, как прежде. Может быть, даже стал приветливее, любезнее, разговорчивее. Но сам я видел все другими глазами. С моего места у стойки окружающее казалось совсем другим, не таким, как прежде, — ужасно плоским, монотонным, выцветшим. Это был не воздушный замок, сияющий изысканными яркими красками, а заурядная «сакаба»[494], каких много, — искусственная, пустая, убогая. Декорация, выстроенная, чтобы вытягивать деньги из любителей приложиться к бутылке. Иллюзии, которыми была полна моя голова, рассеялись сами собой. А все потому, что Симамото здесь больше не появится. Никогда не сядет за стойку, не улыбнется, не закажет коктейль.

Дома тоже все оставалось по-прежнему. Я обедал в кругу семьи, по воскресеньям ходил с дочками на прогулку или в зоопарк. Юкико — по крайней мере, с виду — относилась ко мне как раньше. Мы общались, разговаривали. Жили, как старые знакомые, оказавшиеся под одной крышей. Конечно, говорить могли не обо всем, но напряженности или враждебности между нами не было. Просто теперь мы не прикасались друг к другу. Спали отдельно — я в гостиной на диване, Юкико в спальне. Пожалуй, только это в нашей семье и изменилось.

Иногда мне приходило в голову: а не игра ли все это. Не участвуем ли мы в каком-то непонятном спектакле, где у каждого своя роль? И потому, даже лишившись чего-то очень важного, проживаем день за днем как прежде, без серьезных ошибок и промахов, лишь за счет техники и усвоенных ловких приемов. Меня мутило от этих мыслей. Как тяжко, должно быть, Юкико жить вот так — в пустоте, как робот… Но дать ответ на ее вопрос я не мог. Конечно, уходить от нее не хотелось. Но мог ли я так прямо заявить: так мол и так, остаюсь? Нет. Только что собирался бросить ее вместе с детьми. Теперь Симамото ушла навсегда и что же? Взять и вернуться назад, будто ничего не было? Жизнь — не такая простая штука, да и не должно быть все так просто. Вдобавок ко всему, Симамото никак не шла у меня из головы. Стоило закрыть глаза и ее облик рисовался четко и зримо. Я видел каждый сантиметр ее тела, ладони помнили ее кожу, в ушах звучал ее голос. Эти образы так глубоко отпечатались в мозгу, что я просто не представлял, как после этого можно обнимать Юкико.

Перейти на страницу:

Все книги серии Компиляция

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза