— Тереза Сен-Кантен. Она торгует в лавке вместе с матерью. Ту зовут Жаклин.
— Наверняка протестантки. Англичанин ни за что не связался бы с католичкой.
— Допросить их?
— Думаю, сначала погляжу сам.
Дом Сен-Кантенов выглядел небогато — лавка и этаж над нею. Проход шириной в ручную тележку вел, должно быть, на задний двор. Фасад был в хорошем состоянии, краску явно подновляли; местные обитатели вряд ли бедствовали. Дверь была распахнута настежь из-за августовского зноя. За окном просматривались товары, очевидно, выставленные для привлечения покупателей: листы бумаги веером, букет гусиных перьев в вазе, чернильницы разного размера.
— Ждите здесь, — велел Пьер своим телохранителям.
Он вошел в лавку — и буквально остолбенел, увидев Сильви Пало.
Это определенно была она. Ей уже тридцать один, прикинул Пьер, но выглядит старше — понятно, если вспомнить, через что ей пришлось пройти. Похудела, кстати, лишилась своей былой юношеской пухлости. На щеках уже появились первые морщинки, но глаза все те же, голубые и смотрят пристально. На Сильви было простое синее платье, под которым угадывались очертания тела, — крепкого и ладного.
На мгновение Пьер будто по мановению волшебной палочки как бы перенесся на четырнадцать лет в прошлое. Рыбный рынок, где он впервые заговорил с Сильви; книжная лавка под сенью собора; молельня протестантов в охотничьем домике; и молодой, не слишком искушенный Пьер, ничего не имевший, но желавший всего…
Сильви была одна. Она стояла у стола, записывая что-то в учетной книге, и не торопилась обслуживать посетителя.
Пьер внимательно ее оглядел. Каким-то образом ей удалось пережить казнь отца и утрату всего семейного имущества. Она взяла чужое имя и открыла собственное дело, которое, по-видимому, приносило доход. Пьера приводил в недоумение тот факт, что Господь позволяет стольким святотатцам-протестантам преуспевать в коммерции и иных занятиях. На полученную прибыль те нанимали пасторов, строили все новые и новые молельни и покупали запрещенные книги. До чего же трудно порой вникнуть в суть Господних намерений!
А Сильви обзавелась ухажером — и не кем-нибудь, а заклятым врагом Пьера.
Помолчав, Пьер сказал:
— Здравствуй, Сильви.
Говорил он дружелюбно, однако женщина испуганно вскрикнула. Похоже, она узнала его голос, после стольких-то лет.
Его позабавил страх на ее лице.
— Зачем ты пришел? — Ее голос дрогнул.
— Случайно завернул. Какая восхитительная неожиданность!
— Я тебя не боюсь. — Пьер сразу понял, что она лжет, и насладился этим пониманием. — Что ты можешь со мною сделать? Ты и так разрушил мою жизнь.
— Могу повторить.
— Нет, не можешь. Сейчас действует Сен-Жерменский мир.
— Торговать запрещенными книгами все равно незаконно.
— Мы не торгуем книгами.
Пьер осмотрелся. Казалось, что в лавке и вправду нет печатных книг на продажу, только пустые учетные, вроде тех, какую Сильви заполняла, когда он зашел, да малых записных книжек, livres de raison. Возможно, ее проповеднический пыл угас с годами, особенно после гибели отца, сожженного заживо. На такой исход церковь всегда и надеялась, прибегая к казням как мере устрашения. Но порой казни имели противоположные последствия, казненных признавали мучениками, и еретики объединялись вокруг них, словно вокруг знамен. Не исключено, что Сильви все-таки посвятила жизнь тому, чтобы продолжать дело своего отца. Быть может, где-то неподалеку у нее целый склад запрещенных книг. Надо бы приказать, чтобы за ней следили днем и ночью; к сожалению, своим приходом он ее спугнул и она теперь будет настороже.
Пьер решил зайти с другой стороны.
— Ты же, помнится, любила меня.
Она побледнела.
— Господь простит мне этот грех.
— Да ладно! Тебе нравилось целоваться.
— Глупая была.
Он сделал шаг вперед. Не чтобы ему действительно хотелось ее поцеловать — нет, подобного желания не возникало никогда. Пугать ее было куда приятнее.
— Давай, целуй. Тебе хочется, я знаю.
— Я откушу твой поганый нос.
Он предположил, что Сильви и вправду на такое способна, но не унимался.
— Я научил тебя всему, что нужно знать о любви.
— Ты показал мне, что мужчина может быть одновременно христианином и мерзким лжецом.
— Все мы грешны. Вот почему приходится уповать на милость Божью.
— Некоторые грешны более других и потому отправятся в ад.
— Ты целовала своего кавалера-англичанина?
Эти слова и впрямь ее напугали, что вновь доставило Пьеру несказанное удовольствие. По-видимому, ей не приходило в голову, что он знает про сэра Неда.
— Не знаю, о ком ты говоришь, — солгала она.
— Знаешь, милочка, знаешь.
С видимым усилием она овладела собой.
— Ты доволен своей наградой, Пьер? — Сильви указала рукой на его плащ. — Носишь дорогую одежду, ездишь бок о бок с герцогом де Гизом, я сама видела. Получил то, чего добивался. Стоило ли оно всего того зла, какое ты причинил людям?
Он не устоял перед возможностью похвастаться:
— У меня денег и власти гораздо больше, чем я смел мечтать.
— Но мечтал-то ты о другом. Не забывай, я тебя знаю.
Пьер вдруг забеспокоился.
А Сильви продолжала, не ведая жалости: