Рене, крошечный человечек лет пятидесяти, уже лысел, когда Пьер познакомился с ним тринадцать лет назад. А женушка его была тогда молода и пригожа. Свою миловидность она сохранила, надо признать, пусть и выглядела перепуганной.
Пьер улыбнулся.
— Вы Франсуаза, насколько я помню. — Он повернулся к Расто. — Отрежь-ка ей палец.
Расто визгливо захихикал.
Женщина зарыдала, портной стал молить о пощаде, а головорезы прижали руку Франсуазы к столу, и Расто отрубил ей мизинец и часть безымянного пальца. По столешнице потекла кровь, запачкав моток серой шерсти. Франсуаза вскрикнула и лишилась чувств.
— Где твои деньги? — спросил Пьер у портного.
— В шкафу за ночной вазой, — признался тот. — Прошу, не мучайте ее!
Пьер кинул Бирону, и тот ушел наверх.
Франсуаза приоткрыла глаза.
— Поднимите ее, — распорядился Пьер.
Бирон спустился, держа в руках кожаный мешочек. Он высыпал содержимое этого мешочка на стол, прямо в лужу крови Франсуазы. Монеты покатились по столешнице.
— У него должно быть больше денег, — задумчиво сказал Пьер. — Сорвите с нее рубашку.
Франсуаза была моложе своего мужа и могла похвастаться ладной фигурой. Мужчины попритихли.
— Где остальные деньги? — спросил Пьер у портного.
Дюбеф помедлил с ответом.
— Можно я отрежу ей титьки? — весело справился Расто.
— В очаге! — воскликнул Дюбеф. — В трубе над очагом! Пожалуйста, не трогайте ее!
Бирон сунул руку в трубу — в августе никто огня в очаге не разводил — и извлек запертую деревянную шкатулку. Он подцепил замок кончиком клинка и вывалил на столешницу немалую горку золотых монет.
— Перережьте им горло, а деньги поделите, — сказал Пьер и вышел наружу, не дожидаясь, пока его приказ выполнят.
Сильнее всего ему хотелось добраться до маркиза Нимского и его супруги. Он воображал, как убивает маркиза на глазах гордячки Луизы. О, сколь сладка была бы эта месть! Увы, эти двое проживали вне городских стен, в предместье Сен-Жак, а все крепостные ворота были закрыты, так что месть откладывалась — ненадолго.
Следующим в мысленном списке Пьера значилось семейство Пало.
Изабель Пало не просто оскорбила его и унизила, когда он зашел в их лавку несколько дней назад. Нет, она его напугала. А наблюдательная Сильви это заметила. Что ж, настала пора воздать обеим по заслугам.
Головорезы что-то задерживались. Должно быть, захотели попользоваться Франсуазой, прежде чем ее убивать. В гражданской войне часто так бывает — когда мужчины принимаются убивать, они заодно и насильничают. Как будто с падением одного запрета исчезают и все прочие.
Наконец шайка вывалилась из лавки портного. Пьер повел на их юг по рю Сен-Мартен и дальше, через остров Ситэ. Ему припомнились все те оскорбления, которыми осыпала его Изабель: ублюдок, отродье, сын подзаборной шлюхи… Ничего, он забьет все эти слова обратно ей в глотку.
А Сильви нашла надежное укрытие для книг, мысленно похвалил Нед. Всякий, кому случится зайти с улицы, увидит лишь бочки, загромождающие склад от пола до потолка. В большинстве этих бочек хранился песок, но Сильви объяснила, что некоторые пусты и легко отодвигаются, открывая укромный уголок, где прятались ящики с книгами. До сих пор, с гордостью поведала она, никто ее не разоблачил.
На всякий случай они притушили Недов фонарь, чтобы никто снаружи не углядел невзначай этого слабого мерцания, и сидели в темноте, держась за руки. Колокола трезвонили без перерыва. Порой с улицы доносились другие звуки — истошные вопли, хриплые возгласы, редкие выстрелы. Сильви беспокоилась о матери, но Нед сумел убедить ее в том, что Изабель надежно укрылась в доме, а им двоим сейчас выбираться со склада нельзя.
Так они провели несколько часов, выжидая и прислушиваясь. К тому времени, когда из-под двери начал сочиться робкий утренний свет, шум на улице поутих. Дверной проем в лучах рассветного солнца словно превратился в раму для картины.
— Мы не можем сидеть тут вечно, — сказала Сильви.
Нед осторожно приоткрыл дверь, высунул голову наружу и осмотрелся. Рю де Мюр выглядела пустынной.
— Никого, — известил он и вышел со склада.
Сильви последовала за ним и заперла дверь.
— Надеюсь, все кончилось, — пробормотала она.
— С них станется продолжить резню при свете дня.
В ответ Сильви повторила слова апостола Иоанна:
— Люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы[115]
.Рука об руку они спешным шагом двинулись по улице. Нед не стал срывать с рукава белую повязку, подумав, что от той еще может быть толк. Впрочем, куда больше он уповал на собственный меч и потому не отнимал пальцев от рукояти.
Они шли на юг, к реке. За первым же углом наткнулись на двух мертвецов, лежавших на пороге лавки шорника. Нед подивился тому, что мертвые оказались полураздетыми. Над трупами склонилась седовласая старуха в грязном плаще. Мгновение спустя Нед сообразил, что это она раздевает мертвецов.