Когда ахейцы узнали, что войском фараона в сражении с разноплеменными варварами предводительствовал давно исчезнувший Одиссей, они перестали дивиться искусству, с которым он заманил их в ловушку, и великой победе, которую одержала рать фараона.
Между тем колесницы Мериамун, бросившейся вслед за Еленой и Реи, приближались. Они промчались по залитому кровью ущелью, по заваленной трупами равнине, ворвались в лагерь, но и в лагере, освещенном пламенем подожженных кораблей аквайюша, все увидели только мертвых.
— Воистину фараона перед смертью осенило мудрое решение! — воскликнула Мериамун. — На свете есть только один человек, который с таким малочисленным войском смог победить такую несметную рать! Он спас корону Кемета, и клянусь Осирисом — он будет ее носить!
Колесницы Мериамун миновали лагерь варваров и въехали в лагерь ахейцев, солдаты фараона приветствовали ее громкими криками.
Скиталец лежал на берегу Сихора и умирал, в зареве горящих кораблей ярким пламенем пылали его золотые доспехи и звездный камень на груди Елены.
— Почему кричат солдаты? — спросил он, приподняв голову с груди Елены.
— Они приветствуют царицу Мериамун, — ответил Реи.
— Пусть подойдет, — сказал Скиталец.
Царица Мериамун спрыгнула со своей колесницы и пошла через толпу благоговейно расступающихся перед ней солдат к лежащему на земле Скитальцу, а подойдя, в безмолвии над ним застыла.
Но вот Одиссей приподнял голову и произнес слабеющим голосом:
— Приветствую тебя, царица… Я выполнил долг, возложенный на меня фараоном. Рать разноплеменных варваров разбита и уничтожена, корабли аквайюша сожжены, те, что не сожжены бежали, земля Кемет освобождена от врагов. Где фараон, я хочу доложить ему обо всем, пока я еще жив.
— Фараон умер, о Одиссей, — отвечала она. — Но ты должен жить, ты будешь жить! Ты сам станешь фараоном!
— Ах, царица Мериамун, я знаю всё, — ответил Скиталец. — Ты сама убила фараона, желая овладеть мною, но мною овладела смерть. В той стране, куда я ухожу, Мериамун, и куда очень скоро последуешь за мной и ты, ты горькими муками заплатишь за убийство фараона. Да, Мериамун, кровь фараона на твоих руках, ты хотела убить и Елену, которую я потерял из-за твоих злых чар, но против нее ты бессильна — она бессмертна. А я умираю, кончилось всё — любовь, война, странствия. Смерть пришла ко мне водяною дорогой.
Мериамун онемела от горя, сердце ее разрывалось, она забыла даже о своей ненависти к Елене и о гневе на жреца Реи.
И тут раздался голос Елены:
— Да, Одиссей, ты умираешь, но ненадолго, ты вернешься, и мы встретимся — я буду ждать тебя.
— Я тоже вернусь, Одиссей, — сказала царица Мериамун, — и тогда ты будешь любить меня. О, я сейчас прозреваю будущее, я вижу то, чему суждено свершиться! Мы встретимся вновь, Одиссей, когда покров с Истины будет снят.
— Мы встретимся вновь, Одиссей, и тогда ты откроешь лик Истины, — сказала Елена.
— Да, — прошептал умирающий Скиталец, — мы будем встречаться с тобой снова и снова, и всякий раз любовь и ненависть будут побеждать и терпеть поражение, умирать и возрождаться вновь. Но поединок, который начался в других мирах, задолго до появления нашего, еще не кончен, он будет продолжаться, пока зло не растворится в добре, пока мрак не утонет в свете. Вспомни, Мериамун, сон, что приснился тебе в твою брачную ночь, ты хочешь разгадать смысл этого сна? Что ж, я разгадаю его, умирая, ибо боги одарили меня мудростью. Когда вместо троих нас снова станет двое, это будет значить, что мы искупили совершенное нами зло и обрели мир, лик Истины откроется. Елена, любимая, прощай! Я совершил преступление, предав тебя, поклялся Змеей, хотя должен был клясться Звездой, и потому потерял тебя.
— Ты потерял меня здесь, но снова найдешь, когда перед тобой распахнутся врата Запада, — нежно прошептала она.
И, склонившись к нему, заключила его в объятия и стала целовать и шептать ему на ухо слова любви, и капли крови падали с ее рубиновой звезды ему на лоб, точно роса, и тут же исчезали.
Она шептала Скитальцу о счастье, которое их ждет, — священные слова, которых не дóлжно сметь предать бумаге, и его лицо светлело, точно лицо бога.
Вдруг его голова откинулась назад, он умер, умер на груди самой прекрасной и нежной женщины в мире, к которой стремились сердца всех мужчин. Исполнилось предсказание Афродиты — Одиссей наконец-то покоился в объятиях Елены Златокудрой.
Мериамун судорожно стиснула грудь руками, ее губы стали серыми, как пепел. Но Елена поднялась и, стоя в головах Скитальца, посмотрела на Мериамун, стоявшую у его ног.
— Сестра, ты видишь, пришел конец всему, — обратилась Елена к царице. — Тот, кого мы любили, потерян и для меня, и для тебя. Чего ты добилась своим коварством и предательством? Напрасно ты смотришь на меня с такой ненавистью. Ты бессильна причинить мне зло, ты в этом убедилась, а я не причиню зла тебе, потому что сама мысль о зле для меня непереносима, хотя ты будешь всегда ненавидеть меня, не питающую к тебе недобрых чувств, и пока ты не научишься любить меня, твоим уделом будет преступление, а утешением — злоба.