Избранные произведения. I том

— Ты понял, что Арракис может быть раем, — начал эколог. — Но, как сам видишь, Империя присылает сюда лишь своих головорезов да охотников за Пряностью!

Пауль показал ему большой палец, на который он надел герцогский перстень.

— Ты видишь это кольцо?

— Да.

— Знаешь, что это означает?

Джессика обернулась и в упор посмотрела на сына.

— Твой отец лежит, мертвый, в руинах Арракина, — сказал Кинес. — Значит, ты, теоретически, — герцог.

— Я — солдат Империи, — резко ответил Пауль, — так что теоретически я — головорез…

Лицо Кинеса омрачилось.

— Даже когда над телом твоего отца стоят сардаукары?

— Сардаукары — одно, а законный источник моей власти — совсем иное, — ответил Пауль.

— Арракис сам решает, кому носить мантию вождя, — отрезал Кинес.

И Джессика, вновь повернувшаяся к нему, сказала себе: «В этом человеке — сталь, никем не укрощенная… а нам нужна сталь. Но Пауль играет с огнем…».

Пауль же произнес:

— Сардаукары лишь показывают, как боялся Император моего отца. А теперь я дам Императору причины бояться…

— Мальчик, — сказал Кинес, — есть вещи, которые ты не…

— Впредь, — оборвал его Пауль, — называй меня «сир» или «милорд».

«Мягче надо, мягче!» — воскликнула про себя Джессика.

Кинес уставился на Пауля, и Джессика заметила в его лице одновременно восхищение и усмешку.

— Сир, — едва уловимо помедлив, произнес Кинес.

— Я стесняю Императора, — сказал Пауль. — Я стесняю всех, кто хотел бы поделить Арракис как свою добычу. И пока я жив, я намереваюсь и впредь так их стеснять, чтобы застрять в их горле, словно кость, — чтобы они подавились и задохнулись!..

— Это все слова, — отмахнулся Кинес.

Пауль в упор посмотрел на него. Наконец он заговорил:

— У вас есть легенда о Лисан аль-Гаибе, о Гласе из Внешнего Мира, о том, кто поведет фрименов в рай. У вас есть…

— Предрассудки! — буркнул Кинес.

— Возможно, — согласился Пауль, — а может быть — и нет… Порой у предрассудков бывают странные корни и еще более странные плоды.

— У тебя есть план… Это-то мне по крайней мере ясно… сир.

— Могли бы твои фримены предоставить мне бесспорные доказательства того, что во всех этих делах замешаны сардаукары, переодетые в харконненскую форму?

— Пожалуй, да.

— Император, разумеется, вернет здесь власть Харконненам, — пояснил Пауль. — Может быть, даже назначит правителем Зверя Раббана. Пусть. Но раз Император позволил себе увязнуть здесь так, что ему уже не скрыть свою вину — пусть считается с возможностью представления Ландсрааду официального протеста. Пусть он ответит там, где…

— Пауль! — воскликнула Джессика.

— Предположим, что Высший Совет Ландсраада примет твое дело к рассмотрению, — возразил Кинес. — Тогда возможен лишь один исход: тотальная война Империи и Великих Домов.

— Хаос, — кивнула Джессика.

— Но я, — сказал Пауль, — представлю свое дело не им, а самому Императору. И предложу ему альтернативу хаосу.

— Шантаж? — сухо спросила Джессика.

— Ну, шантаж — это лишь один из инструментов политики, как ты сама объясняла, — ответил Пауль, и Джессика услышала горечь в его голосе. — Дело в том, что у Императора нет сыновей. Только дочери.

— На трон метишь? — усмехнулась Джессика.

— Император не посмеет рисковать — тотальная война может взорвать Империю, — сказал Пауль. — Сожженные планеты, всеобщий хаос — нет, на такой риск он не пойдет.

— Ты затеваешь отчаянную игру, — задумчиво сказал Кинес.

— Чего более всего боятся Великие Дома Ландсраада? — спросил Пауль. — Больше всего они боятся именно того, что происходит на Арракисе — здесь и сейчас. Того, что сардаукары перебьют их поодиночке, одного за другим. Вот, собственно, почему и существует Ландсраад. Это — то, что сцементировало Великую Конвенцию. Лишь объединившись, Великие Дома могут противостоять силам Империи.

— Но они…

— Они боятся именно этого, — повторил Пауль. — Арракис станет для них тревожным сигналом. Каждый из них увидит себя в моем отце — увидит, как волки отбивают овцу от стада и режут ее…

Кинес обратился к Джессике:

— Может сработать этот план?

— Я не ментат, — ответила Джессика.

— Но ты — из Бене Гессерит.

Она испытующе взглянула на него, затем произнесла:

— В его плане есть и сильные, и слабые стороны… как у любого плана на этом этапе. И всякий план зависит от исполнения не меньше, чем от замысла…

— «Закон есть высшая наука», — процитировал Пауль. — Так начертано над воротами императорского дворца. Вот я и хочу показать ему, что такое закон.

— Главное же, я не уверен, что могу доверять тому, кто задумал подобное, — проговорил Кинес. — У Арракиса есть собственный план, который мы…

— Взойдя на трон, — спокойно сказал Пауль, — я смогу мановением руки превратить Арракис в рай. Этой монетой я и собираюсь заплатить за вашу поддержку.

Кинес застыл.

— Моя преданность не продается, сир.

Пауль в упор взглянул на него через стол, встретив холодный блеск синих — синих-на-синем — глаз. Он изучил властное выражение обрамленного бородой лица, и жесткая улыбка коснулась его губ.

— Хорошо сказано, — промолвил он. — Я приношу свои извинения.

Кинес посмотрел Паулю в глаза и наконец произнес: