Избранные произведения. I том

— Перестань, Хават. Когда врач ставит диагноз опасной болезни — разве это пораженчество или измена? Все, чего я хочу, — это вылечить болезнь.

— Такого рода дела входят в мои обязанности.

— Но, надо полагать, ты понимаешь, что и мне небезразлично течение этой болезни. И я надеюсь, ты не откажешь мне в том, что я тоже кое-что могу в этой области.

«Может, встряхнуть его хорошенько? — подумала она. — Он явно нуждается во встряске, которая вырвала бы его из шаблонных представлений».

— Ваш интерес к этим делам можно объяснить по-разному, — пожал плечами Хават.

— Так ты уже приговорил меня?

— Конечно, нет, миледи. Но в данной ситуации я не имею права рисковать. Упускать нельзя ничего.

— Прошлой ночью — прямо здесь, в доме! — ты проглядел покушение на моего сына, — указала она. — Чье это упущение?

Он помрачнел.

— Я подал герцогу прошение об отставке, но он его отклонил.

— А почему ты не подал его мне? Или Паулю?

Теперь он был разозлен по-настоящему. Это ясно читалось в участившемся дыхании, раздувшихся ноздрях, тяжелом взгляде. На виске билась жилка.

— Я служу герцогу, — отрезал Хават.

— Предателя нет, — сказала она. — Угроза исходит откуда-то еще. Возможно, она связана с лучеметами. Например, замаскированные лучеметы с часовым механизмом, нацеленным на домашние силовые поля. Возможно, они…

— Да, но как после взрыва доказать, что тут не применялось ядерное оружие? — возразил он. — Нет, миледи, на такое нарушение законов они не пойдут. Радиация — это свидетельство, которое практически невозможно скрыть. Нет. Они соблюдут почти все правила. Так что мы наверняка имеем дело с предателем.

— Ты служишь герцогу, — усмехнулась она. — И, пытаясь спасти его, ты его уничтожишь. Ты этого хочешь?

Он глубоко вздохнул. Помедлил.

— Если вы невиновны, я приношу глубочайшие извинения.

— Рассуди сам, Суфир, — сказала она. — Люди лучше всего чувствуют себя тогда, когда у каждого есть свое место и каждый знает о своем положении в мире, в событиях, происходящих вокруг него. Уничтожь место человека в мире, и ты уничтожишь самого человека. Ты и я — вот два человека в окружении герцога, обладающие, почти идеальной возможностью уничтожить место другого. Разве не могла я ночью нашептать герцогу про тебя что-то, что вызвало бы его подозрение к тебе? Когда он легче всего поддался бы таким наговорам, Суфир? Надо ли мне объяснять это подробнее?..

— Вы угрожаете мне? — почти прорычал он.

— Ну разумеется, нет! Я лишь хочу показать тебе, как кто-то атакует нас через самое устройство нашей жизни, воздействуя на ее обстоятельства. Это умно — дьявольски умно! И отразить такое нападение мы можем лишь одним-единственным способом: мы должны так изменить нашу жизнь, чтобы не осталось ни малейшей щели для их стрел.

— Так вы обвиняете меня в нашептывании беспочвенных подозрений?

— Да. Беспочвенных.

— И вы бы противодействовали им собственными нашептываниями?

— Нашептывания, тайны и прочее — это твоя сфера, Хават. Не моя.

— Значит, вы сомневаетесь в моих способностях?

Она вздохнула.

— Суфир, я хочу, чтобы Ты сам оценил, насколько и как ты эмоционально вовлечен во все это. Естественный человек — это животное, лишенное логики. Поэтому твое восприятие всех событий и человеческих отношений с точки зрения логики — неестественно. Но тут ничего не поделаешь: ты обречен проецировать логику на них, поскольку это оказывается полезным в большинстве случаев. Сам ты суть воплощение логики — ментат. Но твои подходы к проблемам и попытки их решения — это в самом буквальном смысле внешние проекции твоего сознания. Их надо изучать всесторонне.

— Вы учите меня моей работе? — спросил он, даже не пытаясь скрыть возмущение… и нотки презрения.

— Ты видишь все вокруг себя и применяешь к замеченному свою логику, — объяснила она. — Но особенность человеческого сознания такова, что логикой всего труднее исследовать проблемы, связанные с глубоко личными мотивами. И тогда мы бродим, вокруг в темноте и возлагаем вину за свои проблемы на все, кроме той единственной причины, которая в действительности мучает нас.

— Вы намеренно хотите подорвать мою веру в свои возможности как ментата, — отрывисто сказал он. — Если бы я узнал, что любой из наших людей пытается подобным образом саботировать любое другое оружие из нашего арсенала, я без колебаний обвинил его и уничтожил бы.

— Хорошие ментаты не пренебрегают фактором возможной ошибки в своих расчетах. Уважение к этому фактору — это здоровая черта.

— Я с этим никогда и не спорил!

— Тогда попробуй приложить свои способности к симптомам, которые мы оба видим случаи пьянства, ссоры… Среди наших людей ходят самые нелепые слухи об Арракисе. Они запустили даже свои простейшие…

— Это все от праздности, и ничего больше, — возразил Хават. — И не пытайтесь запутать меня, напуская таинственность на самые простые вещи.