— Да! Да!
— А если ты скажешь, им тоже будет неприятно.
— Да! Да!
Эрби медленно пятился назад, и шаг за шагом за ним шла Сьюзен Кэлвин. Мужчины, остолбенев от изумления, молча смотрели на них.
— Ты не можешь сказать, — медленно повторяла Кэлвин, — потому что это их огорчит, а ты не должен их огорчать. Но если ты не скажешь, это тоже их огорчит, так что ты должен сказать. А если ты скажешь, ты их огорчишь, а ты не должен, так что ты не можешь сказать. Но если ты не скажешь, ты причинишь им вред, так что ты должен. Но если ты скажешь, ты причинишь вред, так что ты не должен. Но если ты не скажешь, ты…
Эрби прижался спиной к стене, потом упал на колени.
— Не надо! — закричал он, — Спрячьте ваши мысли! Они полны боли, унижения, ненависти! Я не хотел этого! Я хотел помочь! Я говорил то, что вы хотели! Я должен был…
Но Сьюзен Кэлвин не слушала его.
— Ты должен сказать, но, если ты скажешь, ты причинишь вред, так что не должен. Но если ты не скажешь, ты причинишь вред, так что…
Эрби испустил страшный вопль. Этот вопль был похож на усиленный во много раз звук флейты-пикколо. Он становился все резче и резче, выше и выше, в нем слышалось безнадежное отчаяние. Пронзительный звук заполнял всю комнату…
Когда вопль утих, Эрби свалился на пол неподвижной, бесформенной кучей металла.
В лице Богерта не было ни кровинки.
— Он мертв!
— Нет. — Сьюзен Кэлвин разразилась судорожным, диким хохотом. — Не мертв! Просто лишился разума. Я поставила перед ним неразрешимую дилемму, и он не выдержал. Можете сдать его в лом — он больше никогда ничего не скажет.
Лэннинг склонился над тем, что раньше называлось Эрби. Он тронул рукой холодное, неподвижное металлическое тело и содрогнулся. Потом он выпрямился и, сдвинув брови, повернулся к ней.
— Вы сделали это намеренно.
— А если и так? Теперь уже ничего не поделаешь. — С внезапной горечью она добавила: — Он это заслужил.
Лэннинг взял за руку застывшего на месте Богерта.
— Какая разница! Пойдемте, Питер. — Он вздохнул, — Все равно от такого робота не было бы никакого толку.
Его глаза казались старыми и усталыми. Он повторил:
— Пойдемте, Питер!
После того как они вышли, доктор Сьюзен Кэлвин еще не скоро обрела душевное равновесие. Она долго стояла, глядя на Эрби. В конце концов злорадство сменилось на ее лице растерянностью и разочарованием. И все обуревавшие ее мысли слились в одно бесконечно горькое слово, сорвавшееся с ее губ:
— Лжец!
БУДЕТЕ ДОВОЛЬНЫ
Тони был высокий, смуглый, черноволосый, с аристократическими чертами красивого лица. Клер Белмонт смотрела на него сквозь слегка приоткрытую дверь, замирая от страха и тревоги.
— Нет, не могу, Ларри! Остаться с ним дома — не могу!
Она лихорадочно пыталась найти слова, которые бы убедили мужа, но ничего не могла придумать. Она только и смогла прошептать еще раз:
— Не могу…
Ларри Белмонт неодобрительно взглянул на жену. Она так боялась этого выражения нетерпения на его лице.
— Клер, мы же договорились, — строго сказал Ларри. — Отказываться уже поздно. Ведь только поэтому меня посылают в Вашингтон, что, как ты понимаешь, означает повышение. Какие же могут быть возражения?
Клер всхлипнула:
— Просто мурашки по коже бегают. Нет, я не смогу находиться с ним рядом.
— Ну что ты, глупышка, он такой же человек, как ты и я. Почти такой же. Ладно, кончай дурить. Ну-ка, пошли.
Он похлопал ее по спине, подтолкнул к двери, и она сама не заметила, как оказалась в собственной гостиной. Этот стоял там и смотрел на нее вежливо-оценивающим взглядом — разглядывал свою хозяйку на ближайшие три недели, а в кресле с отсутствующим видом сидела доктор Сьюзен Кэлвин. Взгляд ее по обыкновению был холоден и непроницаем — казалось, что от долгой работы с машинами уровень железа у нее в крови сильно повысился.
— Х-хелло, — неуклюже, ни к кому в отдельности не обращаясь, поздоровалась Клер.
Ларри изо всех сил старался сгладить неловкость.
— Ну вот, Клер, познакомься. Это Тони, отличный парень. Тони, старик, а это моя женушка Клер.
Рука Ларри по-приятельски опустилась на плечо Тони, однако тот никак не отреагировал на эту фамильярность.
— Как поживаете, миссис Белмонт? — спросил он.
Клер вздрогнула — она не ожидала, что у машины может оказаться такой приятный, бархатный, низкий голос. Голос был такой же ровный и безукоризненный, как прическа и как кожа на лице робота.
— Боже мой, — вырвалось у нее против воли, — вы разговариваете!
— Почему бы и нет?
Клер только и сумела, что кисло улыбнуться в ответ. Она и сама не знала, чего, собственно, ожидала. Она отвела взгляд, затем принялась украдкой разглядывать Тони. Волосы у него были черные, гладкие, блестящие, как полированный пластик. А его покрытая ровным загаром кожа — кончается ли она там, где тело закрыто консервативного покроя одеждой?
Ледяной голос Сьюзен Кэлвин прервал размышления Клер и вернул ее на землю.