Избранные произведения. I том. Галактическая история

— Теперь мне ясно, что ты имел в виду под «громоздкими, бесполезными и дорогостоящими» зданиями, — пробормотал Тревайз.

Они вошли в обширный и высокий зал, освещенный солнцем сквозь узкие окна. Внутренняя обстановка чётко была видна там, куда падали солнечные лучи, а её остальная часть скрывалась в тени. Разреженная атмосфера слабо рассеивала свет.

В центре стояла фигура человека, много больше натуральных размеров, выполненная из чего-то вроде синтетического камня.

Одна рука статуи отвалилась, другая треснула у плеча, и Тревайз почувствовал, что, если он резко топнет, эта рука тоже отломится. Он сделал шаг назад, борясь с искушением проявить столь неподобающее варварство.

— Интересно, кто это такой, — сказал Тревайз. — Нигде никаких надписей. Я думаю, те, кто установил статую, считали его имя настолько нарицательным, что оно не нуждается в напоминании. Но сейчас… — Он сдержал себя, опасаясь углубиться в пространные разглагольствования, и переключил своё внимание на другие подробности интерьера.

Пелорат смотрел вверх, и Тревайз направил взгляд туда же. Там, на стене, было что-то высечено — какие-то знаки, которые Тревайз не мог прочитать.

— Поразительно, — пробормотал Пелорат. — Им двадцать тысяч лет… или больше… а здесь, отчасти защищенные от солнца и влаги, они ещё вполне разборчивы.

— Не для меня, во всяком случае.

— Это написано древним шрифтом, и даже для него излишне витиевато. Позволь, я посмотрю… сейчас… семь-один-два… — голос Пелората перешел в бормотание, но вскоре он опять громко произнес: — Здесь пятьдесят названий, очевидно, принадлежащих пятидесяти космонитским планетам, и это — «Зал Планет». Я полагаю, названия перечислены в порядке очередности заселения. Аврора — первая, а Солярия — последняя. Если ты обратил внимание, здесь семь колонок с семью названиями в первых шести и восемью — в седьмой. Словно бы планировали таблицу семь на семь, а затем добавили Солярию как свершившийся факт. Я полагаю, старина, что этот список относится к тому времени, когда Солярия ещё не была терраформирована и заселена.

— И какая из них — планета, на которой мы находимся? Ты понял это?

— Посмотри на пятое название в третьей колонке, то есть — девятнадцатое, высеченное буквами намного более крупными, чем другие. Писавшие это, кажется, были достаточно себялюбивы, чтобы выделить свою планету. С другой стороны…

— Как читается это название?

— Насколько я могу воспроизвести его звучание, это — Мельпомена. Мне это название совершенно незнакомо.

— Может ли оно соответствовать слову «Земля»?

Пелорат усиленно замотал головой. Это, конечно, не было видно, но Тревайз услышал его слова:

— В древних легендах для обозначения Земли существуют десятки слов. Гея — одно из них, как ты знаешь. Также используются Терра, Эрда и так далее. Они все довольно короткие. Мне не известно ни одного длинного названия Земли или какого-либо слова, напоминающего укороченную версию «Мельпомены».

— Значит, мы находимся на Мельпомене, и это не Земля.

— Да. С другой стороны, можно ещё с большей уверенностью говорить, что это Мельпомена, опираясь не на увеличенные буквы, а на координаты — 0; 0; 0. Таковы и должны быть координаты, соответствующие какой-либо собственной планете.

— Координаты? — Тревайз чувствовал себя полным идиотом. — Этот перечень и координаты даёт?

— В перечне — три числа для каждой планеты, и я готов предположить, что это — координаты. Чем же ещё они могут быть?

Тревайз не ответил. Он открыл небольшую книжку в той части скафандра, что защищала его правое бедро, и вытащил компактный прибор, соединенный кабелем со скафандром. Он приложил его к глазам и старательно навёл на настенную надпись; негнущиеся пальцы в перчатках затрудняли дело, а ведь в принципе работа была минутная.

— Камера? — неизвестно зачем уточнил Пелорат.

— Она может передавать изображение прямо в корабельный компьютер.

Тревайз сделал несколько снимков в разных ракурсах, после чего обратился к Пелорату:

— Погоди, я должен забраться повыше. Помоги мне, Джен!

Пелорат сцепил кисти рук, изобразив из себя лестницу, но Тревайз покачал головой:

— Ты не выдержишь моего веса. Встань лучше на четвереньки.

Пелорат с трудом опустился на пол, и Тревайз, вновь затолкав камеру на место, с не меньшим трудом встал на плечи Пелората и перебрался на пьедестал статуи. Он осторожно постучал по камню скульптуры, проверяя его прочность, закинул ногу на колено каменной фигуры, используя его как опору для того, чтобы подняться выше, и ухватился за безрукое плечо. Уцепившись ногами за какие-то незаметные выступы на груди, он подтянулся и наконец после нескольких попыток уселся на плече статуи.

Тем давно умершим людям, кто почитал эту статую и того, кого она олицетворяла, сделанное Тревайзом, наверное, могло показаться богохульством. Тревайзу было не по себе от этой мысли, и он старался сидеть аккуратнее.

— Ты свалишься и разобьешься! — взволнованно крикнул Пелорат.

— Я не собираюсь падать и разбиваться, а вот ты можешь оглушить меня.