Избранные произведения. I том [компиляция]

— Госпожа Литта… — девушка, вместо того, чтобы покраснеть, побледнела, словно покойница. — Прошу вас… Вы ведь уже меня за это наказали… Сколько раз можно наказывать за одну и ту же вину? Не приказывайте мне…

— Рассказывай!

— Тише, Коралл, — отмахнулась Йеннефер. — Не обижай ее. Не так уж это интересно.

— Вот в это я как раз не поверю, — зло усмехнулась Литта Нейд. — Но хорошо, девушку я прощаю, я ей действительно уже назначила наказание, извинения приняла и позволила продолжить обучение. Да и перестали меня радовать ее бубнеж и признания. Если коротко: она втюрилась в ведьмака и сбежала с ним. А он, когда наскучила, бросил Мозаику. Однажды утром она пробудилась в одиночестве. От любовника и постель остыла, и след пропал. Ушел, поскольку был должен. Развеялся, словно дым. Умчался с ветром.

Белокожая девушка, хотя и казалось это невозможным, побледнела еще сильнее. Руки ее тряслись.

— Оставил цветы, — тихо сказала Йеннефер. — Букетик цветов. Правда?

Мозаика подняла голову. Но ничего не ответила.

— Цветы и письмо, — повторила Йеннефер.

Мозаика молчала. Но румянец медленно возвращался на ее лицо.

— Письмо, — сказала Литта Нейд, глядя на девушку с интересом. — О письме она мне не говорила. Не вспоминала о нем.

Мозаика сжала губы.

— Значит, поэтому, — закончила с притворным спокойствием Литта. — Поэтому ты вернулась, хотя понимала, что наказание будет суровым, куда суровей того, что ты понесла на самом деле. Это он велел тебе вернуться. Если бы не он — ты бы не возвратилась.

Мозаика не ответила. Йеннефер тоже молчала, накручивая на палец черный локон. Внезапно подняла голову, взглянула в глаза девушке. И улыбнулась.

— Он приказал тебе ко мне вернуться, — сказала Литта Нейд. — Приказал вернуться, хотя представлял, что тебе может грозить. Этого я от него, признаюсь, не ожидала.

Фонтан журчал, пахло мокрым камнем. Пахли цветы, пах плющ.

— Этим он меня застал врасплох, — повторила Литта. — Этого я от него не ожидала.

— Потому что ты его не знаешь, Коралл, — спокойно ответила Йеннефер. — Совершенно не знаешь.

Глава 20

What you are I cannot say;

Only this I know full wel —
When I touched your face today
Drifts of blossom flushed and fell.

Siegfied Sassoon[211]

Мальчишка с конюшни получил полкроны еще вчера, лошади ждали, оседланные. Лютик зевал, почесывая в затылке.

— Боги, Геральт… Нам и вправду нужно выбираться в такую рань? Ведь еще темно…

— Уже не темно. В самый раз. Солнце встанет самое большее через час.

— Только через час. — Лютик взгромоздился в седло мерина. — Я бы этот час лучше поспал…

Геральт взлетел в седло, подумав, бросил конюшонку еще полкроны.

— Нынче август, — сказал. — От восхода до заката каких-то четырнадцать часов. Я бы хотел за это время уехать как можно дальше.

Лютик зевнул. И словно только сейчас увидал расседланную кобылку в яблоках, стоявшую в стойле. Кобылка махнула головой, словно желала о себе напомнить.

— Погоди, — задумался поэт. — А она? Мозаика?

— Она с нами дальше не едет. Мы расстаемся.

— Как так? Я не понимаю… Будь добр, поясни, пожалуйста…

— Не буду добр. Не сейчас. По дороге, Лютик.

— Ты точно знаешь, что делаешь? Осознаешь в полной мере?

— Нет. Совершенно не осознаю. И ни слова больше, я не желаю об этом нынче говорить. Едем.

Лютик вздохнул. Тронул мерина. Оглянулся и вздохнул снова. Был поэтом, потому имел право вздыхать сколько пожелает.

Трактир «Тайна и Шепот» весьма недурно смотрелся на фоне зари, в туманном свете раннего утра. На ум приходил тонущий в мальвах, окруженный вьюнком и плющом двор феи, лесной храм тайной любви. Поэт задумался.

Вздохнул, зевнул, откашлялся, сплюнул, завернулся в плащ, тронул шпорами коня. Из-за этих нескольких мгновений задумчивости он поотстал. Геральт был едва виден в тумане.

Ведьмак ехал быстро. И не оглядывался.

* * *

— Пожалуйста, вот вино, — корчмарь поставил на стол фаянсовый кувшин. — Яблочное из Ривии, как вы и хотели. А жена просила узнать, как господа находят свининку.

— Находим ее в каше, — ответил Лютик. — Время от времени. Не так часто, как нам хотелось бы.

Корчма, к которой они под конец дня добрались, именовалась, как извещала цветистая вывеска, «Под Вепрем и Оленем». Но обещания подобной дичи так и оставались обещаниями, в меню ее было не сыскать. Местным фирменным блюдом оставалась каша с кусками жирной свинины и густой луковой подливкой. Лютик, похоже, из принципа, покрутил чуток носом на слишком плебейскую, на его взгляд, пищу. Геральт не жаловался. Свининка была вполне себе, подлива оказалась сносной, а каша — дошедшей: и вот это последнее удавалось далеко не каждой кухарке из придорожных корчем. Все могло быть куда хуже, особенно учитывая, что выбор-то — ограничен. Геральт настаивал, что они должны преодолеть за день как можно большую дистанцию, и на постоялых дворах, мимо которых проезжали раньше, останавливаться не хотел.