Избранные произведения. I том [компиляция]

— Знаешь, ведьмак, чего я не люблю? Вопросов о других женщинах. А уж особенно — когда спрашивающий лежит со мной в одной постели. И валяет дурака. Нет, чтобы сосредоточиться на том, на чем он как раз держит руку. Решился бы ты на нечто подобное, лежа в постели с Йеннефер?

— А я не люблю, когда произносят определенные имена. Особенно в момент, когда…

— Мне перестать?

— Этого я не говорил.

Коралл поцеловала его в плечо.

— Когда она попала в школу, звали ее Айк, родовой фамилии не помню. Мало того, что имя странное, так еще были у нее проблемы с пигментацией кожи. Щека — испещрена светлыми заплатами, выглядела и вправду словно мозаика. Ее, конечно, вылечили, у чародейки не может быть изъянов. Но это прозвище, издевательское сперва, приклеилось. И скоро перестало быть издевательским. Она и сама его полюбила. Но хватит о ней. Говори со мной и обо мне. Ну, давай.

— Что — давай?

— Говори обо мне. Какая я. Красивая, верно? Ну, скажи!

— Красивая. Рыжая. И веснушчатая.

— Я не веснушчатая. Убрала веснушки с помощью магии.

— Не все. О некоторых забыла. А я их высмотрел.

— Где… Ах. Ну да. Верно. Значит, веснушчатая. И какая еще?

— Сладкая.

— Что-что?

— Сладкая. Как вафелька с медом.

— А ты не смеешься надо мною?

— Взгляни на меня. В мои глаза. Видишь ли ты в них хотя бы тень неискренности?

— Нет. И это меня беспокоит сильнее всего.

* * *

— Присядь на край кровати.

— Чтобы?..

— Хочу взять реванш.

— Ты о чем?

— За веснушки, которые ты высмотрел там, где высмотрел. За приложенные усилия и внимательное… исследование. Я желаю взять реванш и отблагодарить. Могу?

— И не откладывая.

* * *

У виллы чародейки, как и почти у всех остальных вилл в этой части города, была терраса, с которой открывался вид на море. Литта любила сиживать там, часами наблюдая за кораблями на рейде, для коих целей у нее имелась изрядных размеров подзорная труба на штативе. Геральт не разделял ее увлеченности морем и тем, что там плавало, но любил сопровождать ее на террасе. Садился поближе, сразу за нею, лицо у ее рыжих локонов, наслаждаясь запахом фрезии и абрикоса.

— Тот вон галеон, что бросает якорь, взгляни, — указывала Коралл. — На флаге голубой крест, это «Гордость Цинтры», наверняка рейс в Ковир. А тот вон когг — это «Алькэ», из Цидариса, наверняка принимает груз кож. А там, о, «Тефида», транспортный хольк, местный, двести лаштов грузоподъемности, каботажник, курсирует между Кераком и Настрогом. Там, смотри, как раз встает на рейд новиградский шкунер[159] «Пандора Парви», чудесный, чудесный корабль. Взгляни в окуляр. Увидишь…

— Я вижу и без подзорной трубы. Я мутант.

— Ах, верно. Я позабыла. О, там галера «Фуксия», тридцать два весла, может взять на борт четыреста лаштов. А тот стройный трехмачтовый галеон — это «Вертиго», приплыл из Лан Эксетера. А там, дальше, с амарантовым флагом — это реданский галеон «Альбатрос», три мачты, сто двадцать стоп между штевами… О, там, смотри, смотри, ставит паруса и выходит в море почтовый клипер «Эхо», я знаю капитана, когда причаливает, столуется у Равенги. Там снова, гляди, под полными парусами, галеон из Повисса…

Ведьмак отвел волосы от спины Литты. Медленно, один за другим, расстегнул крючки, спустил платье с плеч чародейки. А после посвятил обе ладони и все внимание двум галеонам под полными парусами. Галеонам, каких было не сыскать на всех морских путях, рейдах, портах и в реестрах адмиралтейств.

Литта не протестовала. И не отрывала глаз от окуляра подзорной трубы.

— Ты ведешь себя, — сказала через какое-то время, — словно пятнадцатилетний подросток. Как будто видишь ее впервые.

— Для меня каждый раз — будто впервые, — признал он, помедлив. — А пятнадцатилетним подростком я, сказать по правде, так никогда и не был.

* * *

— Я родом из Скеллиге, — сказала она ему после, уже в постели. — Море у меня в крови. И я его люблю.

— Иногда мечтаю, — продолжила, когда он промолчал, — уплыть. Сама, в одиночку. Поставить парус, выйти в море… Далеко-далеко, за самый горизонт. Вокруг только вода и небо. Меня обрызгивает соленая пена волн, ветер ерошит волосы с истинно мужской лаской. А я — одна, совершенно одна, бесконечно одинокая среди чуждой и враждебной стихии. Одиночество посреди моря чуждости. Ты не мечтаешь о нем?

Нет, не мечтаю, подумалось ему. Я живу так каждый день.

* * *

Настал день летнего солнцестояния, а после него — магическая ночь, самая короткая в году, во время которой цвел по лесам папоротник, а натертые ужовником нагие девицы танцевали на мокрых от росы полянах. Ночь, проносящаяся в мгновение ока. Ночь безумная и светлая от молний.

* * *

Утром после солнцестояния он проснулся в одиночестве. На кухне его ждал завтрак. И не только.

— Добрый день, Мозаика. Прекрасная погода, верно? Где Литта?

— У тебя сегодня выходной, — ответила она, не глядя на него. — Моя несравненная госпожа будет работать. Допоздна. Из-за часов, которые она посвятила… приятностям, накопились пациентки.

— Пациентки.

— Она лечит бесплодие. И другие женские болезни. Ты не знал? Ну, теперь знаешь. Хорошего тебе дня.

— Постой, не уходи. Я хотел…