Иллюзия цирка развеялась, как только Джастин оказался в толпе веселящихся выпускников, бредущих сквозь ворота. Он словно снова оказался на открытии галереи, только здесь было намного больше народа да плюс еще младенцы в колясках. Парень в костюме мультяшного медведя позировал для фотографий со счастливыми парочками. При виде кривляющегося маскота Джастин невольно подумал: «Коп под прикрытием», и это его позабавило. На большинстве свитеров и пиджаков висели таблички с именами; из-за столов доносился оживленный галдеж — пикник перед игрой был в самом разгаре. Жизнь в «Пабе выпускников» кипела, и Джастин придушил мелькнувшую было мысль запить завтрак кружкой пива.
Собравшиеся веселились, да и флаг бы им в руки, но чем глубже Джастин погружался в праздничную атмосферу, тем сильнее его сердце сжимала тоска одиночества. Он получил степень магистра в этом университете и имеет полное право здесь находиться, более того, его пригласило руководство факультета! Но он не чувствовал себя «почетным» гостем и подозревал, что директор галереи подпортила отношения с Палаццо, устроив эту выставку. Он также подозревал, что рано или поздно на его унылую физиономию обратят внимание и попросят его удалиться. Джастин не нуждался в стороннем подтверждении своей непринадлежности этому миру. На улице ему сразу стало легче дышать.
Он вернулся на Тайер-стрит и в смятении огляделся по сторонам. Черт бы побрал его яркие воспоминания! На месте ряда классических викторианских особняков с мансардными крышами, резными карнизами и так далее выросло общежитие с красно-зеленым кирпичным фасадом, словно собранное из кубиков «Лего» ребенком-тугодумом. Джастин пошел по Тайер-стрит и немедленно об этом пожалел. Он вспомнил букинистический магазин, печально известный скупкой краденых коллекций, и слесарную мастерскую, исправно поставлявшую незаконные дубликаты ключей от комнат в общежитии для бесчисленных студенческих интрижек, и крошечную лавчонку, в которой ворчливый восьмидесятилетний старик торговал просроченными йогуртами и насмехался над неженками, которые боятся какой-то серой плесени. Эти и другие заведения с яркой индивидуальностью канули в Лету. Им на смену пришли безликие сетевые магазины одежды и рестораны, от претенциозных до низкопробных, но достаточно богатых, чтобы осилить наверняка заоблачные арендные платежи. По улице фланировали разряженные обеспеченные бездельники. Во времена Джастина их было намного меньше. В нем теплилась надежда, что магазин грампластинок, пиццерия и парочка других семейных предприятий еще на плаву, пока не подошел срок возобновления аренды. Обнаружив новое поколение попрошаек перед круглосуточным магазином, он несколько приободрился, но тратить деньги на милостыню не стал. Улица, словно сошедшая со страниц рассказов Дэймона Раньона{146}
, какую Джастин знал в дни беззаботной юности, практически утратила свою неряшливость и бунтарский дух. Это самое мягкое, что он мог о ней сказать.За пределами торговой зоны Тайер-стрит выглядела еще хуже. На карте воспоминаний Джастина теснились прелестные домики, популярное кафе для завтрака, магазин одежды, специализировавшийся на вышедших из моды вечерних нарядах, и бакалейная лавка на углу — кажется, «Кабанья голова». Прогресс, наука или капитализм, если в данном случае между ними есть какая-то разница, проехались по ним асфальтовым катком, и на обломках университет возвел гигантские бараки лабораторий и разукрашенные бункеры переполненных общежитий. Джастин еще больше пожалел, что выставил свои работы в этом непомерно разросшемся кампусе. Слава богу, что Лавкрафт не видит эту унылую архитектурную сыпь. Или видит? Что такое призрак и о чем он может знать, что может наблюдать? Погрузившись в подобные раздумья, Джастин вернулся в тихую гавань Бенефит-стрит. Теперь он был уверен лишь в том, в чем был уверен с самого начала: той ночью в Листе он не принимал никаких галлюциногенов.
Сэндвичи в меню «У Джеффа» носили имена незнакомых Джастину местных знаменитостей. Он захватил с собой «Антуанетту Даунинг»{147}
и прошел несколько кварталов на север до уединенного старого кладбища за величественной епископальной церковью. Эдгар По обхаживал здесь Сару Хелен Уитман, а Лавкрафт, кажется, свою невесту Соню. Джастин попытался возродить традицию однажды ночью со своей будущей первой женой, но какая-то лишенная чувства юмора старушенция высунулась в окно над церковным двором в обнимку с визгливым мопсом и пригрозила вызвать копов, чтобы «не пугали приличных людей до полусмерти». Джастин уселся на плоском саркофаге на дальней стороне кладбища и спокойно пообедал. Насколько он знал, лишенная чувства юмора старушенция упокоилась где-то рядом.