Избранные произведения. II том

— В этом нет нужды, — сказал Уильямс. — Я видел, что произойдет.

Вот так просто? У меня от этих ясновидцев мороз по коже. Мне иногда становится интересно, а не боятся ли они сами себя? Жизнь для них похожа на проторенную тропу. Это не по мне. Я спросила:

— А что случится, если я сделаю что-нибудь не то, что вы видели?

Уильямс подался вперед, и в глазах его появился интерес.

— Такого никогда не случалось, — сказал он. — Если бы такое хоть раз произошло, это был бы настоящий прецедент.

Я не уверена, но, глядя на него, подумала, что ему действительно было бы интересно увидеть что-нибудь, не совпадающее с прогнозом. Я было задумалась, а не вызвать ли мне маленький огонек в бумагах на его столе. Но эта идея почему-то мне не понравилась. И не потому, что что-то постороннее в моем сознании приказывало этого не делать. Я ничего не могла понять. Я просто НЕ ХОТЕЛА этого делать. Я спросила:

— Что означает весь этот разговор?

Старик откинулся назад и, клянусь, он казался слегка разочарованным. Он сказал:

— Всего лишь то, что вы с Клодом поженитесь.

Я открыла рот, но ничего не смогла произнести. Наконец я сумела, заикаясь, выдавить:

— Вы имеете в виду, что заглянули в будущее и видели нас ЖЕНАТЫМИ? И сколько у нас будет детей, и все такое прочее?

— Ну, не все, — ответил он. — В будущем не все для нас отчетливо. Лишь события, связанные некоторой основной линией. И в большинстве случаев мы не можем заглядывать слишком далеко. Прошлое доступнее. Оно зафиксировано неподвижно.

— А что, если мы не хотим? — спросил Клод.

— Да, — сказала я. — Как насчет этого?

Но должна признать, что это мне понравилось. Как я сказала, Клод был похож на Сидни Харша, только моложе. В нем было что-то — можете назвать это животным магнетизмом, если хотите.

Старик лишь улыбался.

— Мисс Карлайсл, — произнес он. — Вы искренне возражаете…

— Раз уж я собираюсь войти в вашу семью, можете называть меня просто Джейн, — парировала я.

Я начала проникаться фатализмом общего положения вещей. Моя двоюродная бабушка Харриет была ясновидящей, и я уже имела дело с этим. Мне припомнился тот случай, когда она сказала мне, что мой котенок умрет. Я спрятала его в старом баке, а ночью пошел дождь и заполнил его водой доверху. Естественно, котенок утонул. Я ей так и не простила того, что она не сказала мне, какой смертью умрет котенок.

Старик Уильямс посмотрел на меня и сказал:

— Вы, по крайней мере, рассудительны.

— А я нет! — воскликнул Клод.

Тогда я рассказала им про свою двоюродную бабушку Харриет.

— Это неизбежно, — произнес Уильямс. — Почему ты не можешь быть таким же рассудительным, как она, сынок?

Клод сидел с воистину каменным лицом.

— Я тебе не нравлюсь? — спросила я.

Тогда он посмотрел на меня. На самом деле посмотрел. Говорю вам, мне стало жарко под этим взглядом. Я знаю, что привлекательна. В конце концов, я решила, что покраснела.

— Ты мне нравишься, — ответил он. — Я лишь возражаю против того, чтобы вся моя жизнь была расписана, словно шахматная партия.

Тупик. Мы просидели молча минуты две. Затем Уильямс повернулся ко мне и сказал:

— Что ж, мисс Карлайсл, полагаю, вам любопытно, что здесь происходит?

— Я не идиотка, — ответила я. — Это одна из резерваций для Пустышек.

— Правильно, — произнес он. — Только это нечто большее. Ваше образование включает в себя знание о том, как в результате радиационных мутаций возникли ваши таланты. Включает ли оно также сведения о том, что происходит с плюсовыми отклонениями от нормы?

Конечно, это каждый школьник знает. Так я ему и сказала. Разумеется, я знала, что эволюционное развитие ведет к усреднению. Что у гениальных родителей, как правило, менее яркие, чем они, дети. Это всего лишь общие сведения.

Тут старик подкинул мне задачку.

— Таланты исчезают, моя дорогая, — произнес он.

Я просто сидела и некоторое время размышляла об этом. Действительно, в последнее время стало трудно найти портера, даже из этих сутенеров.

— В каждом поколении все больше детей без талантов или таких, чьи таланты значительно притуплены, — сказал Уильямс. — Мы никогда не достигнем точки их совершенного отсутствия. Но те немногие, что останутся, будут нужны для специальных общественных работ.

— Вы имеете в виду, что если у меня будут дети, то они, скорее всего, окажутся Пустышками? — спросила я.

— Посмотрите на свою собственную семью. Ваша двоюродная бабушка была ясновидящей. А еще кто-нибудь в вашей семье?

— Нет, но…

— Талант ясновидения является плюсовым отклонением. Их осталось менее тысячи. В моей категории — девять. Я полагаю, вы называете нас «Большими Все».

— Но мы должны что-то делать! — воскликнула я. — Иначе миру придет конец!

— Кое-что мы ДЕЛАЕМ, — сказал он. — Вот здесь и в восьми других резервациях, разбросанных по всему миру. Мы восстанавливаем технические и практические навыки, на которых держалась старая цивилизация доталантной эпохи. Запасаемся инструментами, которые сделают возможным возрождение цивилизации. — Он предостерегающе поднял руку. — Но мы должны действовать тайно. Мир еще к этому не готов. Если бы это стало известно, то началась бы ужаснейшая паника.