Избранные произведения. II том

— Вчера. — Ложь Хамеша была молниеносна, словно гремучая змея. — Все договорено и подписано. Так что извини. Послушай, я ничего не имею против юного Мора. Хороший паренек, такие нечасто встречаются. Дело лишь в том, что…

— Знаю, знаю, — махнул рукой Лезек, — просто у него не только руки, но и все остальное растет из задницы.

Оба уставились на виднеющуюся в отдалении фигуру. Фигура упала. Несколько голубей вперевалку подошли к ней с целью выяснения подробностей.

— Знаешь, он ведь не дурак, — нарушил молчание Хамеш. — Ну, то есть дураком его не назовешь.

— Мозги у него на месте, — подтвердил Лезек. — Правда, иногда он начинает думать так усердно, что приходится колотить его по голове. Только это и помогает. Глядишь — уже очнулся, смотрит на тебя и даже видит что-то. Бабушка, на беду, научила его читать. Я так считаю, мозги его от этого малость перегреваются.

Мор наконец поднялся на ноги и принялся отряхиваться.

— Тебе нужно пристроить его к какому-нибудь ремеслу, — задумчиво произнес Хамеш. — Он может стать жрецом, например. Или волшебником. Они много читают, волшебники эти…

Братья переглянулись. Обоих охватило одинаково недоброе предчувствие при мысли о том, что может наворочать Мор, попади в его жаждущие добрых дел руки магическая книга.

— Ладно, оставим, — поспешно заявил Хамеш. — Можно придумать что-нибудь другое. На свете столько всего, к чему Мор может приложить свои таланты.

— Он слишком часто думает, в этом вся беда, — отозвался Лезек. — Вот сейчас, посмотри на него. Никто не размышляет о том, как пугать птиц. Их просто пугают. Я имею в виду, нормальные мальчишки.

Хамеш задумчиво поскреб подбородок.

— Ты можешь переложить эту проблему на другие плечи, — наконец произнес он.

Выражение лица Лезека не изменилось, лишь морщинки вокруг глаз приняли какой-то новый изгиб.

— Это ты о чем? — спросил он.

— На будущей неделе в Овцекряжье состоится ярмарка по найму работников. Отдашь его в подмастерья, и вся недолга. Пускай новый хозяин выбивает дурь из его башки. Это закон такой. Отдаешь его в ученики, заключаешь контракт, и хозяину уже никуда не деться.

Лезек посмотрел вдаль, на своего сына, погрузившегося в изучение какого-то булыжника.

— Я бы не хотел, чтобы с ним случилось что-то плохое, — с сомнением в голосе пробормотал он. — Мы здорово любим его, мать и я. Привыкаешь как-то к людям…

— Но это ведь ради его же собственного блага. Сделай из него мужчину.

— Ага. Да уж. Необработанного сырья тут хоть отбавляй, — вздохнул Лезек.

Камень попался страшно интересный. К его поверхности приросли изогнутые ракушки, реликтовые останки первых дней мира, когда Создатель по никому не ведомой причине занимался творением существ из камня.

Мора много что интересовало. Почему, например, зубы у людей так точно подогнаны один к другому? Над этой задачей он размышлял долго и упорно. И вот ещё головоломка: почему солнце светит днем, а не ночью, когда свет совсем не помешал бы? Он знал стандартное объяснение, но оно его не удовлетворяло.

Короче говоря, Мор относился к категории людей более опасных, чем мешок, набитый гремучими змеями. Он был полон решимости докопаться до логической основы Вселенной.

План при всей своей похвальности вряд ли осуществимый, поскольку логикой здесь и не пахло. Собирая мир, Создатель выдал на-гора массу выдающихся и в высшей степени оригинальных идей. Однако сделать мир понимаемым в его задачу не входило.

Трагические герои вечно стенают, когда боги проявляют к ним интерес. Однако круче всех приходится как раз тем, кого боги игнорируют.

Отец, как обычно, принялся драть глотку. Мор бросил камнем в голубя. Обожравшаяся птица решила было не реагировать, однако в конце концов все-таки убралась с пути Мора. Паренек уныло побрел к дому.

Вот так и случилось, что вскоре, в канун Ночи Всех Пустых, то бишь свячельника, погрузив скудные пожитки сына на ослика, отец повел Мора в Овцекряжье. Размеры городка в основном ограничивались размерами центральной, выложенной булыжником площади, по периметру которой выстроились мастерские, обеспечивавшие окрестные фермерские хозяйства всем необходимым.

Не прошло и пяти минут, как Мор вышел из мастерской портного уже в обновке. Обновка представляла собой болтающееся одеяние коричневого цвета и неопределенного предназначения. Очевидно, предыдущий обладатель, надев новое платье, скинул старое и прямо в мастерской его и оставил, испытывая облегчение и радость — чувства в данном случае более чем понятные. По-видимому, главной целью приобретения было не лишить Мора возможности вырасти именно в этой одежде. Причём явно исходили от предпосылки, что вырасти ему предстоит в девятнадцатиногого слона. Отец окинул сына критическим взглядом.

— Очень прилично, — хмыкнул он, — тем более за такие деньги.

— У меня все чешется, — ответил Мор. — И, кажется, кроме меня там есть кто-то ещё.

— Тысячи мальчишек в этом мире были бы очень благодарны за такую красивую, теплую… — Лезек сделал паузу и сдался. — Короче, за одежду вроде этой, сынок.

— А не мог бы я поделиться ею с ними? — с надеждой в голосе спросил Мор.