Избранные произведения. II том

Сбоку от главного здания располагалась открытая конюшня, и он завел Бинки в теплую темноту, уже давшую приют трем лошадям. Развязывая котомку с кормом, Мор гадал, чувствует ли Бинки по отношению к обычным лошадям, ведущим менее сверхъестественный образ жизни, то же, что он испытывает по отношению к другим людям. Безусловно, по сравнению с остальными скакунами, настороженно разглядывающими её, она выглядела внушительно. Бинки была настоящей лошадью — об этом свидетельствовали волдыри от ручки лопаты на руках Мора, — и по сравнению с другими она казалась более реальной, чем когда бы то ни было раньше. Более материальной. Более лошадной. Чем-то слегка большим, чем жизнь.

Фактически Мор находился на грани того, чтобы вывести важное умозаключение. И очень жаль, что по пути к низкой двери постоялого двора он отвлекся. Его заинтересовала вывеска. Художник, нарисовавший её, не был особенно одаренным. Однако в линии рта и массе огненно-рыжих волос портрета «Галавы Прынцесы» безошибочно узнавалась Кели.

Он вздохнул и взялся за ручку двери. Дверь открылась. Собрание мгновенно умолкло. Все как один уставились на него тем честным деревенским взглядом, который гласит, что здесь ни за кем не заржавеет прихлопнуть вас лопатой и зарыть ваше бренное тело под кучей компоста в полнолуние.

Пожалуй, сейчас стоит приглядеться к Мору ещё раз, поскольку за последние несколько страниц он существенно изменился. Хотя коленей и локтей у него по-прежнему более чем достаточно, они, кажется, переместились на свои нормальные места. Он уже не двигался так, как будто его суставы удерживаются вместе лишь благодаря эластичным лентам. Прежде вид у него был такой, как будто он не знает вообще ничего; теперь он выглядит так, словно знает слишком много. Что-то в его глазах заставляет думать, что он видел то, чего обычные люди никогда не увидят — или, по крайней мере, никогда не увидят больше одного раза.

Появились и другие изменения. Во всем его облике есть теперь нечто, заставляющее стороннего наблюдателя подумать: причинить этому юноше неудобство будет примерно так же умно, как пнуть осиное гнездо. Себе дороже. Короче, он теперь не похож на то, что кот притащил в дом и от чего его потом стошнило.

Хозяин постоялого двора расслабил руку, которой сжимал под стойкой толстую, топорщащуюся шипами дубинку — орудие примирения. При этом он сложил лицо в гримасу, долженствующую выражать нечто вроде радостного гостеприимства, хотя получилось у него не очень похоже.

— Добрый вечер, твоя светлость, — изрек он. — Что угодно в эту холодную и морозную ночь?

— Что? — переспросил Мор, моргая от яркого света.

— Он хочет сказать, что ты будешь пить? — разъяснил сидящий у камина коротышка с крысиной физиономией.

При этом он стрельнул в Мора взглядом, напоминающим тот, который мясник бросает на поле, где стадами бродят наивные ягнята.

— А-а. Не знаю, — ответил Мор. — Здесь продаются звездные капли?

— Ни разу не слыхал о таких, светлость.

Мор огляделся, рассматривая окружающие его лица. Это были те самые люди, которых принято называть солью земли. То есть суровые, квадратные и вредные для вашего здоровья. Но Мор был слишком занят своими мыслями, чтобы заметить это.

— В таком случае что предпочитают пить твои гости?

Хозяин скосил глаза на своих клиентов — ловкий трюк, учитывая, что клиенты находились прямо напротив него.

— Укипаловку, твоя светлость, они по большей части пьют укипаловку.

— Укипаловку? — изумился Мор, не замечая сдавленного хихиканья.

— Да, твоя светлость. Из яблок. Ну, по большей части из яблок.

Мору этот напиток показался достаточно здоровым.

— Отлично, — сказал он. — Кружку укипаловки, пожалуйста.

Потянувшись к карману, Мор извлек мешочек с золотом, которым снабдил его Смерть. Там ещё оставалось прилично золота. Во внезапно воцарившейся мертвой тишине звяканье монет звучало как громоподобный звон легендарных Медных Гонгов Лепта, который разносится по морю в штормовые ночи, когда течения тревожат их в башнях, покоящихся в трехстах безднах от поверхности.

— И пожалуйста, обслужи всех присутствующих господ. Подай им, что они пожелают, — добавил Мор.

Последовавший за этой фразой поток благодарностей настолько захлестнул его, что он не обратил внимания на один факт: его новым друзьям напиток подавался в крохотных, размером с наперсток рюмочках, и только перед ним одним стояла большая деревянная кружка.

Много баек рассказывается об укипаловке и о том, как её приготовляют на сырых болотах по древнему, передающемуся (впрочем, довольно нерегулярно и с искажениями) из поколения в поколение, от отца к сыну, рецепту. Что касается крыс, змеиных голов и свинцовой дроби — так это все неправда. А россказни о дохлых овцах и вовсе откровенная фабрикация. Из множества вариантов стоит остановиться на вариации на тему брючной пуговицы. Но то, что не следует допускать контакта окончательного продукта с металлом, — чистая правда. Это подтверждается тем, что, когда хозяин, откровенно обсчитав Мора, бросил горстку меди в лужицу на стойке, укипаловка немедленно вспенилась.