Избранные произведения. II том [компиляция]

— Учитывая недуг уважаемой мадам, — поклонился, — позвольте мне описать. Крест из бронзы, характерной тевтонской формы, украшен свастикой и орлами люфтваффе.

У траурной ленты по краям полоски цветов испанского флага…

— Я вижу, — оборвала женщина, поднимая на генерала белые глазные яблоки. — Вопреки моему, как господин барон изволил выразиться, недугу. Просто вижу по-другому. С помощью иных чувств. Вижу отнюдь не хуже. А иногда лучше. На небесах и на земле есть вещи, что и не снились вашим философам. Господин барон не может о том не знать.

Фон Рихтхофен покачал головой и пренебрежительно выпятил губы. Вспомнил утопающую в сирени табличку возле калитки особняка, где рядом с именем и фамилией угловатым готическим шрифтом значилось Hellseherin, Wahrsagerin, Sterneleserin[1385] или что-то в том же духе. Берлин, подумал с отвращением. Город кокаинистов, шлюх, педерастов и шарлатанов.

— Вижу, — подняла белые глазные яблоки женщина, — что на правом верхнем кармане мундира господин барон носит крест, схожий с описанным, но с мечами и бриллиантами.

За что мечи и бриллианты? Неужели за Гернику? За убитых женщин и детей?

Генерал молчал с минуту. Потом изобразил на лице выражение хорошо отрепетированного презрения.

— Уважаемая мадам, — процедил, — надеялась, видимо, поразить меня. Должен разочаровать. Уже сталкивался с большевистской пропагандой, знаком с ложью, распространяемой через «Die Rote Front» и другие красные «промокашки». Странно мне лишь одно: что подрывной пропагандой занимается Доротея Дейзи фон Тротта, вдова генерал-лейтенанта фон Тротта.

В Испании, мадам, шла воина. Легион «Кондор» с честью выполнил свою задачу. Город Герника, центр красного сопротивления, был атакован, неприятель понёс потери. Такова на войне задача авиации, в которой служил брат уважаемой мадам. Обер-лейтенант Бертрам фон Эсторфф служил родине и фюреру. За фатерлянд, честь и фюрера за штурвалом самолёта отдал жизнь в воздушном бою над Герникой…

— Лжёшь, барон, — резко оборвала Дейзи фон Тротта. — Мараешь ложью честь дворянина и офицера.

Лампа пригасла. На глазах фон Рихтхофена чучело птицы на столе повернуло голову и вперило в него око. Шевельнулись портьеры, двинулись и пошли пузырями обои на стенах. Задвигались и зашептали неясные фигуры на портретах. Дейзи фон Тротта подняла и обвиняюще вытянула костлявую руку.

— Мой брат, Бертрам Бруно Риттер фон Эсторфф в конце концов от тебя и узнал, что ни одной военной цели в Гернике нет и что там не дислоцирован ни один отряд республиканцев. Что налёт на Гернику — акт устрашения, направленный лишь против гражданских, и его задача — запугать басков, поддерживающих республику. Тогда мой брат, поручик Бертрам Бруно фон Эсторфф, отказался выполнять приказ. И за это был убит. За ангаром, выстрелом в затылок. Покинь мой дом, барон фон Рихтхофен. Выходя, не забудь взять вот это.

Швырнула ему прямо под ноги крест. Генерал побледнел, стиснул кулаки. Сдержался.

— Твой брат, — процедил, — поехал в Испанию добровольцем. Защищать мир от красной чумы. Оказался, однако, предателем и лишённым чести трусом. Отказался лететь в Гернику из трусости, предал коллег, подвергая их смертельной опасности, поскольку отсутствие в сопровождении его Ме-109 могло окончиться трагично для экипажа одного из бомбардировщиков. А если бы поручик фон Эсторфф имел хотя бы каплю чести, взял бы пистолет с одним патроном, который я ему предлагал. Если бы это зависело только от меня, фамилия фон Эсторфф стала бы для всех немцев символом трусости и предательства. Увы, политические соображения оказались важней. Сейчас нужны герои, не трусы. Добровольный легион «Кондор» должен быть символом геройства, образцом для молодых немецких лётчиков. А название «Герника» — символом военного авиационного мастерства люфтваффе. Поэтому и только поэтому твой брат принял смерть от руки коллеги-офицера, только потому избегнул наказания более позорного. Только поэтому я пришёл сюда сегодня, только поэтому, пересиливая отвращение, намеревался вручить тебе этот крест. Швырнула его мне под ноги — что ж, не стану за ним наклоняться, пусть там лежит, в пыли и грязи, как запятнанная честь обер-лейтенанта и всего рода фон Эсторффов. Ты об этом, чародейка, будешь молчать. Я — немецкий офицер, брезгую доносами. Но мы стоим на пороге войны, лживая пропаганда является предательством. Если скажешь хоть слово о твоём брате и о Гернике, отправишься в Дахау. Или в «Моабит», где и лишишься головы. Твои чары и фокусы тебя не спасут.

Шёпот стал громче. Дейзи фон Тротта подняла на Рихтхофена белые глазные яблоки.