Избранные произведения. II том

Ренкен молча присутствовал при сцене, которую они, вероятно, не впервые разыгрывали друг перед другом. В этой мастерской он ощущал полное уничтожение личности Фердинанда. Теперь он не делал даже и карандашных набросков и опустился до такой степени, что не чувствовал потребности сохранять хотя бы видимость достоинства, прибегая ко лжи; его удовлетворяла роль мужа. Адель придумывала теперь сюжеты, создавала композиции, рисовала и писала, даже не спрашивая больше его советов; она настолько усвоила его творческий метод, что продолжала работать за него, неуловимо перейдя грань, и ничто не указывало, где была веха его полного исчезновения как художника. Теперь существовала только она, и в ее женском творчестве оставался лишь отдаленный след его мужской индивидуальности.

Фердинанд зевал.

— Вы останетесь обедать, хорошо? — спрашивал он. — О, как я изнурен… Можете ли вы это понять, Ренкен? Я еще ни за что не принимался сегодня и уже падаю от усталости.

— Он ничего не делает — всего только работает с утра до вечера, — вставила Адель. — Он не хочет меня слушать и никогда не отдыхает как следует.

— Верно, — подтвердил Фердинанд, — отдых для меня — хуже болезни, я должен быть все время занят.

Он поднялся и, едва передвигая ноги, подошел к маленькому столику, за которым его жена писала когда-то акварели. Усевшись, он уставился на лист, на котором были намечены какие-то контуры. Это была, вероятно, одна из первых наивных работ Адели — ручеек приводит в движение колеса мельницы под сенью тополей и старой ивы. Ренкен наклонился через плечо Фердинанда, он улыбался, глядя на этот по-детски неумелый рисунок, на вялость тона, на всю бессмысленную мазню.

— Забавно, — пробормотал он.

Но, встретившись с пристальным взглядом Адели, Ренкен замолчал. Уверенно, не прибегая к муштабелю, она только что набросала фигуру, каждый ее мазок изобличал большое мастерство и широту охвата.

— Не правда ли, мельница очень мила? — подхватил с готовностью Фердинанд, все еще склоненный над листом бумаги, как послушный маленький мальчик. — О! я только еще учусь писать акварелью — не больше!

Ренкен был совершенно ошеломлен. Это Фердинанд писал теперь сентиментальные акварели.

Жертва рекламы

Глава 1

Пьер Ландри родился на улице Сент-Оноре, близ Центрального рынка, где зевакам раздолье. Кормилица учила его читать, заставляя разбирать по складам вывески и объявления. Он сдружился с этими громадными квадратами бумаги — красными, желтыми, голубыми, а когда Пьер подрос и стал слоняться по улицам, он прямо влюблялся в рекламы, на которых огромными причудливыми буквами было так много написано.

Его отец, чулочник, удалившийся от дел, завершил образование сына, каждый вечер он предоставлял ему последнюю страницу газеты, — считается ведь, что детям легче всего читать объявления, так как они печатаются крупным шрифтом.

В двадцать лет Пьер Ландри осиротел. Отец оставил ему довольно большое состояние, и Пьер принял решение жить впредь только для самого себя, пользуясь всеми возможными благами прогресса и цивилизации. Его отец немало потрудился, он же будет теперь отдыхать среди несказанных радостей золотого века, которые сулят ему последние страницы газет и бесчисленные рекламы, расклеенные по всему городу.

«Наш век — великий век, — думал он, — век познания и благоденствия. Нельзя себе представить ничего трогательнее людей, посвятивших себя счастью человечества; они непрерывно изобретают чудеса, заботясь о том, чтобы жизнь стала спокойной и счастливой, и простирают свое попечение до того, что стремятся все блага жизни сделать для каждого доступными и каждому по карману. Подумать только, эти благодетели берут на себя труд объявить нам, научить нас, где мы можем найти и по какой цене нам продадут все радости существования, начиная от самых мелких и кончая великими! А есть ведь и такие (им прямо в ноги надо кланяться!), которые для нашего счастья согласны продавать товары себе в убыток. И уж никто из них не думает о выгоде — все они лезут вон из кожи только для того, чтобы человечество жило в спокойствии и благоденствии. План моей жизни предопределен. Мне остается только слепо принимать все благодеяния моего времени. Чтобы идти в ногу с прогрессом, достаточно читать утром и вечером рекламные объявления в газетах и аккуратно выполнять все, что посоветуют мне эти верховные руководители. Вот подлинная мудрость, единственно верный путь к счастью».

Глава 2

С этого дня Пьер Ландри принял газетные и уличные рекламы за основной закон, которому он должен подчинить свое существование. Реклама стала для него непреложным путеводителем, направляла его во всех случаях жизни; он ничего не покупал, ничего не предпринимал, не прислушавшись к мощному голосу печатного слова. По утрам он священнодействовал, просматривая газеты и добросовестно изучая все объявления об изобретениях и новшествах. Его дом превратился в склад разнообразных товаров, где можно было найти образчики всех нелепых новинок и всякой завали, какая только производилась в Париже.