Избранные произведения. II том

— Смотри, вот ключ от буфета, достань сахар… Потом хорошенько запрешь и отдашь ключ мне.

Назавтра у нее зарождается недоверие к Жоржу; стоит ему шевельнуться, и она уже следит за ним глазами, словно опасаясь, что он засунет в карман безделушки, украшающие камин. В этот день она зовет Шарля и вручает ключ ему, бормоча:

— Горничная пойдет с тобой. Ты последишь за тем, как она вынет простыни, и сам запрешь шкаф.

В эти предсмертные дни она терзается тем, что уже не может следить за расходами по дому. Она вспоминает сумасбродные выходки своих сыновей; она знает, что они лентяи, обжоры, что у них шалые головы, мотовские руки. Она давно уже перестала уважать этих людей, которые не оправдали ни одной из ее надежд, попирают ее любовь к бережливости и порядку. И все же материнская привязанность берет верх и заставляет ее прощать им. Умоляющие глаза больной просят сыновей лишь об одной милости — дождаться, пока ее не станет, и только тогда опустошить ее хранилища и разделить между собой ее имущество. Дележ у нее на глазах был бы жесточайшей пыткой для ее неслабеющей скупости.

А между тем Жорж, Шарль и Морис во время болезни матери очень добры к ней. Они сговариваются так, что кто-нибудь из них всегда дежурит возле нее. В их заботе о ней сказывается искренняя привязанность. Но они невольно вносят в дом беззаботный дух бульваров, запах только что выкуренной сигары, новости и слухи, гуляющие по городу. И эгоистичная больная страдает оттого, что в последние дни она не заполняет без остатка жизнь своих детей. Позднее, когда она все более слабеет, подозрительность приводит к тому, что отчуждение между ней и сыновьями день ото дня растет. Даже если бы они совершенно не помышляли о том состоянии, которое им предстоит унаследовать, мать сама тем упорством, с каким она до последней минуты цепляется за свое богатство, заставила бы их думать о нем. Она смотрит на сыновей так пытливо, с таким явным опасением, что они отворачиваются. Тогда ей начинает казаться, будто они с нетерпением ждут ее смертного часа. Действительно, они думают о ее кончине, и на эту мысль их непрестанно наводит она сама своим безмолвно вопрошающим взглядом. Она сама возбуждает в них алчность. Стоит ей подметить, что кто-нибудь из сыновей бледнее и задумчивее обычного, она тотчас подзывает его к себе:

— Поди сюда… О чем ты размышляешь?

— Ни о чем, мама…

Но сын вздрогнул, и мать, медленно кивая головой, говорит:

— Я вам доставляю много хлопот, детки. Не расстраивайтесь, скоро меня не станет…

Они теснятся вокруг нее, наперебой уверяя, что любят ее и отвоюют у смерти. Она упрямым покачиванием головы отвечает, что не верит им, и все более укрепляется в своих подозрениях. Страшная агония, отравленная мыслью о деньгах!

Болезнь длится три недели. Уже пять раз устраивались консилиумы, приглашались крупнейшие медицинские светила. Горничная помогает сыновьям ухаживать за госпожой; несмотря на все старания, в квартире заметен некоторый беспорядок. Всякая надежда исчезла: врач предупредил, что конца следует ждать с часу на час.

Однажды утром сыновья, думая, что мать спит, вполголоса обсуждают у окна неожиданно возникшее затруднение. Завтра 15 июля. Г-жа Герар обычно сама взимала квартирную плату с жильцов своих домов; сыновья озабочены вопросом о том, как получить эти деньги. Консьержи запрашивают распоряжений. В том состоянии, в котором находится мать, сыновья не могут говорить с ней о делах. А между тем конец может наступить в любую минуту, и квартирная плата понадобится каждому из них на личные расходы.

— Ах, боже мой! — вполголоса говорит Шарль. — Если хотите, я могу сам обойти жильцов… Они поймут положение и заплатят.

Но Жоржу и Морису этот проект, как видно, не по душе. Они тоже стали подозрительными.

— Мы могли бы тебя сопровождать, — предлагает Жорж. — Всем нам предстоят расходы.

— Ну и что же! Я вам отдам деньги… Ведь не считаете же вы меня способным удрать с ними!

— Нет, но лучше, чтобы мы явились все вместе. Это будет более убедительно.

Они умолкают и вперяют друг в друга взгляды, уже сверкающие той злобой, той ненавистью, что вспыхивает при дележе. Спор о наследстве назрел, каждому хочется урвать как можно больше.

Вдруг Шарль громким голосом высказывает ту мысль, которую его братья не решаются выразить вслух:

— Послушайте, мы продадим недвижимость, это будет разумнее. Если мы уже сегодня ссоримся, завтра мы передеремся!

Хриплый вздох заставляет их поспешно обернуться. Мать, мертвенно-бледная, с блуждающими глазами, дрожа с головы до ног, приподнялась на постели. Она все слышала: простирая к ним исхудалые руки, она прерывающимся голосом повторяет:

— Дети мои… Дети мои…

Предсмертная судорога отбрасывает ее назад, на подушки; она умирает с ужасной мыслью, что сыновья хотят ее обобрать.

Все трое в ужасе падают на колени у ее кровати. Они целуют руки умершей, рыдая, закрывают ей глаза. В эту минуту в их памяти оживает детство, они сознают только одно — что осиротели. Эта страшная смерть всегда будет пробуждать в их сердцах укоры совести и взаимную ненависть.