Избранные произведения. II том

На пятый день Морисо в последний раз принес два франка. Началась оттепель, его уволили. Это — конец всему: печку не топят, хлеба не покупают, лекарств не заказывают. В комнате с отсырелыми стонами отец и мать, коченея от холода, стоят возле малыша, дышащего шумно и хрипло. Тетушка Бонне больше не заходит к ним, — она женщина чувствительная и не хочет расстраиваться. Другие жильцы ускоряют шаг, проходя мимо их двери; временами мать, захлебываясь от слез, порывисто наклоняется и крепко обнимает ребенка, словно пытаясь этим облегчить его страдания и вылечить его. Отец, совсем отупевший, подолгу простаивает у окна; приподняв изодранный платок, он смотрит, как тает снег, как вода крупными каплями стекает с крыш, образуя на тротуарах темные пятна. Может быть, ребенку от этого станет легче? Однажды утром врач заявляет, что он больше не придет.

— Сырая погода его погубила, — прибавляет он.

Морисо угрожающе подымает кулак к небу. Значит, какая бы ни была погода, беднякам она несет гибель? Стоял мороз — это никуда не годилось; начало таять — и того хуже. Если бы только жена согласилась, он наложил бы полную печку угля и угар доконал бы их всех. Скорее бы отмучились! Но мать опять сходила в мэрию; на этот раз ей обещали прислать пособие, и они ждут.

Какой ужасный день! С закоптелого потолка несет холодом, в одном углу — течь, и пришлось подставить ведро, чтобы вода капала туда. Уже сутки они ничего не ели; ребенок выпил только чашку настоя из трав, который ему принесла консьержка. Отец сидит у стола, подперев голову руками; у него звенит в ушах, он ничего не соображает. Заслышав шаги, мать каждый раз бежит к двери, думая, что наконец несут долгожданное пособие. Уже пробило шесть часов, а никто не явился.

Медленно сгущаются грязно-серые сумерки, томительные и зловещие, как агония.

Вдруг в полумраке слышится голос Шарло; он прерывисто бормочет:

— Мама… мамочка…

Мать подходит. Шарло обдает ее жарким дыханием. Потом ничего уже не слышно; смутно видны очертания ребенка, запрокинутая голова, вытянутая шейка… Она в страхе, с мольбой кричит:

— Свет! Скорее свет… Шарло, скажи мне хоть слово!

У них нет даже огарка; мать торопливо чиркает одну спичку за другой, ломает их между пальцами, дрожащими руками ощупывает лицо малыша.

— О господи! Он умер! Скажи, Морисо, он вправду умер?

Отец, ничего не различающий во мраке, поднимает голову:

— Ну и что ж? Умер… Так лучше…

На крик матери г-жа Бонне решилась войти к соседям с зажженной лампой в руке. Когда обе женщины начинают обряжать Шарло, в дверь стучат: это принесли пособие — десять франков деньгами, талоны на хлеб и на мясо. Морисо с бессмысленным смехом говорит, что пособия, как поезда, всегда приходят с опозданием.

Какой жалкий детский трупик, исхудалый, легкий как перышко! Воробей, погибший от холода и подобранный на улице, занял бы не намного меньше места! Тем временем г-жа Бонне, снова ставшая очень услужливой, убеждает родителей, что сколько бы они ни морили себя голодом, Шарло этим не воскресить. Она предлагает сходить за хлебом и говядиной, заодно и свечей прихватит. Они дают ей распоряжаться. Вернувшись из лавки, она проворно накрывает на стол и подает горячие сосиски. Изголодавшиеся супруги жадно едят рядом с мертвым ребенком, чье заострившееся личико белеет во мраке. Печка пышет жаром, сытость и тепло действуют успокаивающе. Временами глаза матери увлажняются. Крупные слезы падают на ломоть хлеба, который она держит в руках. И подумать только, что Шарло мог бы погреться у печки, полакомиться сосисками!

Тетушка Бонне хочет во что бы то ни стало провести ночь возле покойника. Около двенадцати, — Морисо наконец заснул, положив голову на доски кровати, — женщины варят кофе. Приглашают еще и другую соседку, восемнадцатилетнюю швею; не желая угощаться за чужой счет, она приносит бутылку, на донышке которой водка. Женщины маленькими глоточками прихлебывают кофе, шепотом рассказывая друг другу всякие небылицы про покойников; постепенно их голоса начинают звучать громче, беседа принимает другой оборот, — судачат о соседях по дому и по кварталу, о преступлении, совершенном на улице Колле. Временами мать встает и пристально смотрит на Шарло, словно желая убедиться, что он не пошевельнулся.

Они не заявили с вечера о смерти ребенка, поэтому тело остается у них еще и на другой день — целые долгие сутки. У них одна комната; они живут с Шарло, едят и спят с ним вместе. Минутами они забывают о нем, а потом, взглянув на трупик, снова остро переживают свою утрату.