Избранные произведения. II том

Да, это была она, — в белом платьице, с чудесными белокурыми волосами, очаровательная, светящаяся надеждой, как еще не раскрывшийся весенний бутон, обещающий радость любви и долгое счастье жизни.

Ах, дорогое привидение, новый ребенок, пришедший на смену умершему. Смерть побеждена. Мой старый друг, поэт В., не выдумывал, ничто не исчезает бесследно, все возрождается, — красота так же, как и любовь. Голос матери зовет сегодняшних девочек, завтрашних возлюбленных, и они оживают под лаской солнца, среди цветов. Появление ребенка вернуло дому с привидениями молодость и счастье, дало ему наконец радость вновь обретенной вечной жизни.

Типы французского духовенства

^{12/ 24 декабря, 1876 года.}

На этот раз я затрону весьма важный вопрос, а именно: вопрос о значении духовенства во Франции. В ежедневной полемике наши газеты толкуют о его влиянии на нашу страну, о той социальной и политической роли, какую играют у нас священники. На эту тему написаны уже толстейшие трактаты, как против, так и за это влияние. Но я, в качестве простого наблюдателя, расскажу то, что видал на своем веку, не пускаясь в философские рассуждения. Я не желаю ни нападать, ни защищать, тем менее препираться по этому вопросу. Мне сдается, что несколько сцен, выхваченных из жизни, будут не менее поучительны для читателя, чем все рассуждения. Вот вам голая правда; выводите из нее какое угодно заключение.

Глава 1

Аббат Пенту вот уже сорок лет, как священствует в Сен-Маршальском приходе. В настоящее время ему семьдесят лет. Он маленький, сухонький старичок, с загрубелым, красным, как кирпич, лицом и смахивает на крестьянина в своей старенькой, поношенной сутане, которую носит вместо блузы.

История его проста. Он сын бедного дровосека, жившего в соседнем селении Мерендек. Слабосильный от природы, он должен был переносить колотушки своих братьев, пока ему не посчастливилось заинтересовать одну барыню, поместившую его в Герандскую семинарию. Черная работа приводила его в ужас, — он содрогался при мысли о том, чтобы таскать тяжелые вязанки на спине и рубить деревья, и охотнее согласился бы просить милостыню по большим дорогам, чем сделаться дровосеком, как отец. В сущности, он захотел быть священником, чтобы не быть ни чернорабочим, ни солдатом. При этом в нем жила наивная вера ребенка. Он прожил семинарские годы в безусловном повиновении, слепо веруя во все, во что ему приказывали верить священники. Крайне ограниченный и бездарный, он не утруждал своей головы мышлением, убежденный, что бог мыслит за него. Когда он был посвящен, то вышел из семинарии вполне вымуштрованный и желал одного только: спокойно отправлять свое ремесло. Нантский епископ переводил его сначала из одного небольшого прихода в другой, потом, убедясь в его ограниченной невинности и поняв, каким послушным орудием будет он в его руках, отправил в Сен-Маршаль, где и забыл его.

Сен-Маршаль — деревушка Нижней Бретани, затерявшаяся в полях. Железная дорога из Нанта в Брест обходит ее за десять лье; селение притаилось в глуши, на равнине, обвеваемой ветрами океана, зеленая линия которого виднеется вдали, на горизонте. Деревушка насчитывает около четырехсот душ населения; в ней царит большая бедность, потому что почва каменистая и ощущается недостаток в воде. Ее страдальческое население как будто живет за тысячу лье от современной Франции. И вот где прожил свой век аббат Пенту, среди крестьян, и окончательно отупел в забытом углу, где протекала его жизнь.

Постепенно аббат Пенту сжился со своим бесхитростным существованием, как манежная лошадь. Поутру месса; после полудня урок катехизиса; вечером игра в карты с каким-нибудь соседом. Трехсот франков дохода, приносимого его приходом, недостаточно для его существования, и ему пришлось, несмотря на все отвращение к полевому труду, взяться за заступ и вскопать огород, где у него растет капуста и картофель. Там можно видеть, как он, сняв сутану, с непокрытой головой, борется с землею, слишком твердой для его худых рук. Затем он надевает сутану и идет исповедовать крестьянских девушек, весь запыхавшись от работы, припоминая привычные латинские формулы, которые отчитывает залпом и совершенно машинально. У него есть готовые фразы, привычные жесты; он их повторяет в течение полувека и не отступает от них. Религия стала для него ремеслом, которое он изучил до такой степени, что отправляет свое служение без всякого внимания. Он служит механически, как заведенная машина. В сущности, он очень набожен, но набожность его перешла в уважение к обрядам, удовлетворяющимся ежечасным повторением одних и тех же подробностей культа. Вернувшись к земле, обратившись в одного из тех мирных волов, которые медленно проходят по высокой траве, он бы поклонился солнцу с такою же верою, с какой поклоняется Христу.