— Да. На берегу всё нормально, но вот в глубине острова… — Уайрман покачал головой. — Я думаю, здесь что-то странное с грунтовыми водами. По той же причине и растительность здесь прёт из земли, как бешеная, хотя при таком климате без полива не должна расти даже трава на лужайке. Я не знаю, в чём дело. Но лучше туда не соваться. И особенно молодым женщинам, которые хотели бы иметь детей. Детей без врождённых дефектов.
Вот эта мысль даже не приходила мне в голову. Остаток пути я проехал молча.
Из воспоминаний, относящихся к той зиме, лишь некоторые запечатлелись особенно ярко, и среди них — возвращение в «Эль Паласио» тем февральским вечером. Нас встретили приоткрытые ворота. Между створками в инвалидном кресле сидела Элизабет Истлейк, как и в тот день, когда мы с Илзе отправились в неудачную исследовательскую экспедицию на юг. Обошлось без гарпунного пистолета, но она вновь надела спортивный костюм (правда, на этот раз набросила сверху что-то вроде старого пиджачка от школьной формы), и её большие кеды (в ярком свете фар «малибу» они из синих стали чёрными) стояли на хромированных подставках для ног. Рядом с креслом расположились ходунки Элизабет, а позади них — Джек Кантори с фонарём в руке.
Увидев приближающийся автомобиль, Элизабет начала подниматься. Джек шагнул вперёд, чтобы её остановить, но когда понял, что настроена она серьёзно, положил фонарь на землю и помог встать с кресла. К тому времени я уже остановился у ворот, а Уайрман открывал дверцу. Освещённые фарами «малибу», Джек и Элизабет напоминали актёров на сцене.
— Нет, мисс Истлейк! — крикнул Уайрман. — Не пытайтесь встать! Я отвезу вас домой!
Она словно и не услышала. Джек подвёл её к ходункам (или Элизабет подвела его), и она схватилась за ручки. Затем двинулась к автомобилю. К тому времени уже я пытался вылезти с водительского сиденья, как обычно, борясь с травмированным правым бедром, которое вылезать не хотело. Я стоял у капота, когда Элизабет отпустила ходунки и протянула руки к Уайрману. Дряблые мышцы повыше локтей обвисли, кожа в свете фар стала белой как мука, но широко расставленные ноги прочно упирались в землю. Насыщенный ночными ароматами ветер отбросил волосы назад, и я не удивился, увидев на правой стороне головы шрам (очень давний), практически такой же, как и у меня.
Уайрман вышел из-за открытой дверцы со стороны пассажирского сиденья, замер на секунду-другую. Думаю, он решал, искать ли ему утешения или утешать самому. Потом он направился к ней, вразвалочку, медвежьей походкой, наклонив голову, его длинные волосы закрывали уши и колыхались у щёк. Элизабет протянула руки, прижала его к своей внушительной груди. На мгновение покачнулась, и я уже испугался, что её не удержат даже широко расставленные ноги, но тут же выпрямилась, и искривлёнными артритом руками принялась поглаживать спину Уайрмана, которая поднималась и опускалась.
Я подошёл к ним, чувствуя себя несколько неуверенно, и её взгляд переместился на меня. Я увидел совершенно ясные глаза. Эта женщина не стала бы спрашивать, когда придёт поезд, не сказала бы, что в голове у неё всё перепуталось. Все шарики и ролики занимали положенные им места. Во всяком случае, временно.
— Мы управимся сами, — услышал я. — Вы можете ехать домой, Эдгар.
— Но…
— Мы управимся сами, — повторила Элизабет, продолжая поглаживать спину Уайрмана шишковатыми пальцами, поглаживать с бесконечной нежностью. — Уайрман отвезёт меня в дом. Через минуту. Не так ли, Уайрман?
Он кивнул на её груди, не поднимая голову, не издав ни звука.
Я подумал и решил: пусть будет, как она хочет.
— Ладно. Спокойной ночи, Элизабет. Спокойной ночи, Уайрман. Пошли, Джек.
Джек положил фонарь на полочку ходунков, посмотрел на Уайрмана (тот всё стоял, уткнувшись лицом в грудь старухи), потом пошёл к открытой дверце со стороны водительского сиденья.
— Спокойной ночи, мэм.
— Спокойной ночи, молодой человек. В парчизи вам пока недостаёт терпения, но потенциал у вас есть. Эдгар? — Она посмотрела на меня поверх склонённой головы Уайрмана, его вздымающейся и опадающей спины. — Вода теперь бежит быстрее. Скоро появятся пороги. Вы это чувствуете?
— Да. — Я не знал, о чём конкретно она говорит. Но понимал смысл.
— Останьтесь. Пожалуйста, останьтесь на Дьюме, что бы ни произошло. Вы нужны нам. Вы нужны мне, вы нужны Дьюма-Ки. Не забудьте об этом, когда разум вновь покинет меня.
— Не забуду.
— Поищите корзинку для пикника няни Мельды. Она где-то на чердаке, я уверена. Она красная. Вы её найдёте. Они внутри.
— И что я в ней найду, Элизабет?
Она кивнула.
— Да. Спокойной ночи, Эдуард.
Я понял, что реальность вновь начинает ускользать от неё. Но я знал, что Уайрман отвезёт её в дом, что Уайрман позаботится о ней. А пока он не мог этого сделать, она будет заботиться о них обоих. Я оставил их на вымощенном камнем въезде во двор, между ходунками и инвалидным креслом. Она обнимала его, он вжимался лицом в её грудь. Эта картина по сей день стоит у меня перед глазами, ясная и чёткая.
Ясная и чёткая.