Избранные произведения. III том

— Но было безопасное место, не так ли? — спросил я. — Место, где она могла говорить. Где?

— Ты знаешь, — ответила Новин.

— Нет, я…

— Да, да, ты знаешь. Ты только на какое-то время забыл. Нарисуй его, и ты увидишь.

Она всё говорила правильно. Рисованием я воссоздал себя. В этом смысле Либбит (где наша сестра) была моей кровной родственницей. Через рисование мы оба вспомнили, как не забывать.

Я открыл чистую страницу.

— Мне взять один из её карандашей? — спросил я.

— Нет, не обязательно. Сойдёт любой.

Я порылся в поясной сумке, нашёл синий, принялся за работу. Без малейшего колебания нарисовал бассейн Истлейка: точно так же, как отключал мысли и позволял мышечной памяти набирать телефонный номер. Нарисовал таким, каким он был раньше — сверкающим, новым, наполненным чистой водой. Бассейн, где по какой-то причине хватка Персе слабела и слух ухудшался.

Я нарисовал няню Мельду, стоящую по голени в воде, и Либбит, в воде по пояс, с фартучком, плавающим на поверхности. А потом из-под моего карандаша начали появляться слова.

«Где теперь твоя новая кукла? Фарфоровая кукла?»

«В моей главной сокровищнице. В моей коробке-сердце».

Значит, она там лежала какое-то время.

«И как её зовут?»

«Её имя — Персе».

«Перси — мальчишеское имя».

И Либбит, твёрдо и уверенно: «Ничего тут не поделаешь. Её имя — Персе».

«Понятно. И ты говоришь, здесь она нас не услышит?»

«Думаю, нет…»

«Это хорошо. Ты говоришь, что нарисованное тобой случается. Но послушай меня, дитя…»

* * *

— Господи, — выдохнул я. — Идея исходила не от Элизабет. Нам следовало это понять.

Я оторвал взгляд от рисунка няни Мельды и Элизабет, стоящих в бассейне. И тут до меня дошло, что ужасно хочется есть.

— О чём ты говоришь, Эдгар? — спросил Уайрман.

— Идея избавиться от Персе принадлежала Мельде. — Я повернулся к Новин, по-прежнему сидевшей на колене Джека: — Я прав, не так ли?

Новин не ответила, и я провёл правой рукой над фигурками на рисунке с бассейном. На мгновение увидел эту руку, длинные ногти и всё такое.

— Няня не могла придумать ничего лучшего, — мгновением позже ответила Новин с колена Джека. — И Либбит доверяла няне.

— Естественно, доверяла, — кивнул Уайрман. — Мельда заменила девочке мать.

Я думал, что Элизабет рисовала и стирала в своей комнате, но теперь понимал, что ошибался. Всё это происходило у бассейна. А может, и в самом бассейне. Потому что бассейн по какой-то причине был безопасным местом. Во всяком случае, так считала маленькая Либбит.

— Этим избавиться от Персе не удалось, но попытка Либбит не осталась незамеченной. Я думаю, она отрясла эту суку. — Голос звучал устало, хрипло, адамово яблоко Джека ходило вверх-вниз. — Я надеюсь, что отрясла.

— Да, — согласился я. — Вероятно, потрясла. И… что произошло потом?

Но я знал. Не в деталях, конечно, но знал. Логика неумолима и бесспорна.

— Персе выместила злобу на близняшках. И Элизабет, и няня Мельда знали. Они знали, что сделали. Няня Мельда знала, что она сделала.

— Она знала, — согласилась Новин. Голос оставался женским, но неотвратимо приближался к голосу Джека. Каким бы ни было заклинание, оно медленно, но верно сходило на нет. — Она держала всё в себе, пока Хозяин не нашёл их следы на Тенистом берегу… следы, уходящие в воду… но после этого молчать уже не могла. Она чувствовала, что своими руками убила малышек.

— Она видела корабль? — спросил я.

— Видела в ту ночь. Нельзя увидеть этот корабль ночью и не поверить.

Я подумал о моих картинах «Девочка и корабль». Новин говорила правду.

— Но ещё до того как Хозяин позвонил шерифу и сказал, что близняшки исчезли и, возможно, утонули, Персе поговорила с Либбит. Объяснила ей что к чему. И Либбит поговорила с няней.

Кукла наклонилась. Глаза на круглом, как печенье лице, принялись изучать коробку-сердце, из которой её извлекли.

— Что она ей объяснила, Новин? — спросил Уайрман. — Я не понимаю.

Новин молчала. Джек, как мне показалось, выглядел вымотанным донельзя, хотя и не сходил с места. Я ответил за Новин:

— Персе сказала: «Попытайся ещё раз избавиться от меня, и близняшки станут только началом. Попытайся ещё раз, и я заберу всю твою семью, одного за другим, а тебя оставлю напоследок». Так?

Пальцы Джека шевельнулись. Тряпичная голова Новин кивнула, поднявшись и наклонившись. Уайрман облизал губы.

— Эта кукла. Чей в ней призрак?

— Здесь нет призраков, Уайрман, — ответил я. Джек застонал.

— Я не знаю, что он делал и как, амиго, но он спёкся, — заметил Уайрман.

— Он — да, но мы — нет.

И я потянулся к кукле, той самой, с которой не расставалась маленькая художница. И когда я это сделал, Новин заговорила со мной в последний раз, её голос перемешивался с голосом Джека, словно оба пытались сказать одно и то же одновременно.

— Не-е-ет, не этой рукой… эта рука нужна для рисования.

Я потянулся другой рукой, которой шестью месяцами раньше задушил на улице собачку Моники Голдстайн, в другой жизни и в другой вселенной. Я использовал эту руку, чтобы схватить куклу Элизабет Истлейк и снять её с колена Джека.

— Эдгар? — Джек выпрямился. — Эдгар, каким чёртом вы вернули…