Уже потом Джесси пыталась себя убедить, что Вилл плакал больше от удивления, чем от боли. Но даже в свои двенадцать она понимала, что это не так. Ему было больно, очень больно. Она разбила ему все губы. Его нижняя губа в одном месте треснула от удара, а верхняя — в двух местах. Брату досталось неслабо. И за что, спрашивается? Только за то, что он сделал глупость? Но ведь ему в тот день исполнялось всего девять лет, а в таком возрасте
она просто взорвется. В тот день Джесси поняла, что внутри нее — колодец, но вода в нем отравлена. И когда Уильям посмеялся над ней, он опустил туда ведро, которое вернулось полное склизкой пены и всякой отвратной болотной живности. Она ненавидела брата за это. Наверное, она потому его и ударила. Он заставил ее заглянуть в себя. И то, что она там увидела, напугало ее самое. И вот теперь, столько лет спустя, эта темная глубина пугала ее по-прежнему… пугала и приводила в ярость.
— Я не хочу с тобой спорить, Джералд. Просто возьми ключи и
И тут он сказал
— А если нет?
Сначала Джесси отметила лишь перемену в тоне Джералда. Обычно голос у мужа был добродушный, сердечный, с легкой такой хрипотцой — голос типа:
Потом она обратила внимание на мистера Счастье, который, как ни странно, не только не поутратил боевой задор, а даже наоборот — приосанился, образно выражаясь, расправил плечи и стал очень даже внушительным… или ей это только казалось?
Джесси переварила всю эту информацию и только потом осознала смысл слов Джералда.
Опять хлопнула задняя дверь, и где-то рядом, в лесу, снова залаяла собака — надрывно, отчаянно. Джесси подумала, что еще немного — и у нее начнется мигрень.
— Послушай, Джералд. — Голос Джесси звучал властно и сильно. Это был тот самый новый голос, с которым она познакомилась только сегодня. Она вполне понимала, что сейчас не самый подходящий момент для того, чтобы проявлять характер — в конце концов она сейчас находилась в полной власти Джералда, на безлюдном северном берегу озера Кашвакамак, прикованная наручниками к кровати, в одних узеньких трусиках, — но ей нравился этот голос. Почти против воли, но нравился. — Ты меня слушаешь или нет? Я знаю, что обычно ты пропускаешь мои слова мимо ушей, но сейчас мне действительно важно, чтобы ты меня выслушал. Так ты слушаешь?
Он стоял на коленях и смотрел на нее как на какого-нибудь жука доселе неизвестного науке вида. Его щеки, украшенные ярко-красной сеточкой кровеносных сосудов (про себя Джесси их называла отметинами старого выпивохи), стали просто пунцовыми. Краска разлилась даже по лбу — четкой темной полосой, которая походила на родимое пятно.
— Да, — сказал он все тем же чужим вкрадчивым голосом. — Я тебя слушаю, Джесси. Очень внимательно слушаю.
— Хорошо. Тогда возьми ключи и освободи мне руки. Сначала эту, — она постучала правой рукой о спинку кровати, — а потом эту, — она постучала о спинку кровати левой рукой. — И если ты это сделаешь прямо сейчас, то я тебе гарантирую нормальный, безболезненный, обоюдно приятный секс. Потом мы поспим, а наутро вернемся в Портленд, к нашей нормальной и безболезненной жизни.