Избранные произведения. III том [компиляция]

— Извините, я как снег на голову, — мягко произнес Меллз.

— Все в порядке, — ответил Сканлан. Меллз ему понравился с первого взгляда.

Он провел необычного гостя в гостиную. Похлопав по карманам, понял, что оставил записную книжку возле чаши с пуншем. Подошел, записал время прибытия Меллза — 20:58. Сквозь общий шум различил голос ученого:

— Должен ли я записать имена всех присутствующих? — Видимо, Меллз еще не привык к принятым на Земле методам групповой защиты.

Леона, положив руку на плечо мужа, смотрела в сторону Меллза — тот едва успевал отвечать на град вопросов.

— Джо, среди наших гостей он в безопасности? — спросила Леона.

— Не знаю, — ответил Сканлан, вспоминая о своих обязанностях. — Думаю, лучше его увести.

Вместе им удалось вырвать Меллза из цепких объятий компании. Сканлан не убирал руку с бластера, представляя, как это нелепо выглядит со стороны. Через боковую дверь они провели Меллза в кабинет хозяина дома, где ученый с облегчением опустился в одно из красных кожаных кресел.

— Мы подумали, вы предпочтете более спокойную обстановку, — сказал Сканлан. — Я могу поручиться за каждого из своих гостей, однако…

— Спасибо! — Меллз благодарно улыбнулся. — Работая на Опале-два, я отвык от шумных компаний. Вы правы, спокойная беседа мне по душе, так что… спасибо!

Леона тихо откупорила бутылку кьянти из запасов мужа и любезно наполнила два бокала. Сканлан испытывал гордость за высокую, стройную жену.

— Пожалуй, вернусь к гостям, — сказала Леона. — Передам ваши извинения. — И она притворила за собой дверь.

— Очаровательная женщина, — заметил Меллз.

— Лучшая из всех.

Некоторое время они молча потягивали кьянти. Это было так мирно, так уютно. Сканлану стало казаться, что война далеко, а Хваи — призрачная угроза. Он заметил, что Меллз с интересом разглядывает стилет пятнадцатого века, висящий на одной из стен.

— Символ эпохи, — сказал Сканлан, стряхивая оцепенение.

— Было бы символичнее, если б он висел у нас над головой, — улыбнулся Меллз. — Как дамоклов меч.

— Так оно и есть.

— Но ненадолго. Мне потребуется несколько дней. Максимум — неделя.

— Превосходно. Полагаю, начинаете завтра с утра?

Меллз ответил, но Сканлан пропустил его слова мимо ушей. Что-то его насторожило… какая-то неуловимая перемена. Как будто изменился звук, к которому он давно привык и который не замечал, пока его тон не стал другим. Сканлан настороженно прислушивался, передвинув руку поближе к бластеру.

«Нет, это все нервы», — решил он наконец.

Меллз, судя по всему, ничего не замечал.

— Хочу поинтересоваться у вас как историка, — спросил Меллз. — Что вы думаете об этой войне?

— Отношусь к ней как к неизбежности. Две динамично развивающиеся расы с их дуростью, головотяпством и исступленной ненавистью… — Сканлан запнулся. Снова это странное чувство, которое невозможно объяснить. Через секунду Сканлан отмахнулся от него: Меллз хотел поговорить о предпосылках войны.

…Межпланетные путешествия развивались вяло. Никто не хотел переселяться в безводные пустыни Марса. Венерианские болота привлекали еще меньше. О Меркурии и Юпитере вообще не шло речи, впрочем, как и об остальных планетах системы. Если не считать немногочисленных научных экспедиций, Солнечная система была предоставлена самой себе.

С межзвездными путешествиями получилось иначе. Землян словно прорвало! Были открыты пригодные для жизни планеты. Некоторые оказались настоящим раем. Они ждали, распахнув двери для всех желающих. А таинство, романтика всего нового! Кассиопея! Альдебаран! Чего стоили одни названия!

Романтика… и еще националистические чувства — и это тогда, когда национализм, казалось, был заклеймен навечно. И вот, пожалуйста: Антарес — ирландцам! Геркулес-2 и Геркулес-3 — шведам!

Стремление к национальной независимости, а также комплекс этнической неполноценности оказались чрезвычайно живучи. Каждая нация культивировала свои легенды. Безумные, поросшие мхом мифы об искателях приключений: викингах, ковбоях, Золотой Орде. В эру межзвездных путешествий любой, отважившийся на шаг в неизвестность, становился потенциальным героем. Каждый звездолет, набитый китайцами, индийцами или зулусами, превращался в миф, в предание, которое передавалось из поколения в поколение. Все это тешило самолюбие человека, и мало кто мог устоять перед искушением.

Миллионы желали лететь. Корабли покидали Землю десятками, потом сотнями, потом тысячами. Общий коэффициент рождаемости вырос до беспрецедентных величин.

— То были великие дни, — сказал Сканлан. — Заря космической лихорадки. И все думали, что так будет вечно.

Меллз ответил не сразу. Казалось, он погрузился в мысли, его взгляд застыл на бокале с вином. Свет ламп отражался в его очках — яркие колкие точки на фоне мягкого уюта комнаты.

— Да, именно так и думали, — проговорил он наконец. — Если кто-то вообще утруждался думать.