Не листвы. Крыльев. Сквозь джунгли, высоко над дорожкой, летела стайка ярких попугаев, сине-красно-желто-зеленых.
Птиц в оранжерее никогда не было. Ни стаи попугаев, ни одного-единственного воробья.
Спикировав перед Этаном, а потом вновь взмыв под крышу, яркие птички, не издавшие ни единого звука, поднимаясь, вдруг превратились в белых голубей.
В покрытом конденсатом зеркале обитал фантом. Около цветочного магазина в руке Этана оказалась связка колокольчиков. В его кабинете вдруг запахло розами «Бродвей», хотя никаких роз там не было и в помине, в белой комнате незабываемый голос ушедшей жены говорил о божьих коровках. И теперь рука некой сверхъестественной силы протянулась к нему, чтобы указать путь.
У самой крыши голуби вновь изменили курс, полетели к нему, мимо него, напугали и одновременно обрадовали. С одной стороны, он понимал, что видит чудо. С другой, его охватывал ужас первобытного дикаря.
Они летели. Он бежал. Они указывали путь. Он следовал за ними.
— Подождите, — коротко бросил Рисковый медикам, которые, несмотря на вонь, быстро направились к кровати. Их глаза широко раскрылись, челюсти отвисли. Те ужасы, с которыми им доводилось сталкиваться в повседневной работе, не шли ни в какое сравнение с увиденным здесь и сейчас.
— Мальчик, — прохрипел Далтон.
— Что за мальчик? — спросил Рисковый, взяв иссохшую руку профессора в свои.
— Десять, — ответил Далтон.
— Десять мальчиков?
— Десять… лет.
— Десятилетний мальчик, — кивнул Рисковый, не понимая, с чего Далтон решил, что Лапута вернется с мальчиком, не уверенный, что правильно истолковывает слова профессора.
Далтон продолжал говорить, несмотря на жуткую боль в горле.
— Сказал… знаменитый.
— Знаменитый?
— Сказал… знаменитый
В кабине лифта Молох бросил Фрика, и Фрик распростерся на полу, не понимая, что с ним происходит. Ему в лицо прыснули чем-то странным. Он все видел,
но не мог быстро вращать глазами. Мог моргать, но медленно. Мог двигать руками и ногами, да только воздух вдруг стал плотнее воды. Не мог нанести удар, защищаясь, даже не мог сжать пальцы в кулак.
Пока они спускались в гараж, Молох улыбнулся Фрику и показал ему маленький баллончик:
— Частично парализующий газ кратковременного действия, разработанный коллегой по заказу иранской тайной полиции. Я хотел, чтобы ты все видел и понимал, но не сопротивлялся.
Фрик услышал свое дыхание. Никакого астматического свиста. Воздух легко входил в легкие и без труда выходил из них.
— Платформы не было на архитектурных планах, — продолжил Молох, — но, как только я увидел ее, сразу все понял. Во мне еще живет ребенок, и я сразу все понял.
Дергающееся от радости лицо Молоха так напугало Фрика, что его мочевой пузырь мог тут же опорожниться, если б он не успел облегчиться в кадку с пальмой.
— Я хотел, чтобы ты все видел и понимал, чтобы прочувствовал весь ужас похищения, зная, что твой знаменитый отец не спасет тебя на летающем мотоцикле, как в фильме. Все кинозвезды, все супермодели, все мордовороты-охранники Бел-Эра, вместе взятые, не смогут спасти твою задницу.
Вот тут Фрик понял, что ему суждено умереть. Теперь ему не удастся сбежать в Гуз-Кротч, штат Монтана. Не удастся узнать, какая она, взрослая жизнь.
Как пастух — овцам, как гончая — своре, как разведчик — кавалерии, голуби указывали Этану путь, птица за птицей, из оранжереи, в восточный коридор, мимо закрытого бассейна, в северный коридор, на запад, к ротонде.
Какое зрелище! Тридцать или сорок белоснежных птиц, летящих вдоль коридора, река из перьев в каньоне роскоши, освободившиеся от тела души на пути в Валгаллу.
Они влетели в пустую ротонду, закружились, словно пойманные в вихре, сближаясь друг с другом, трансформируясь в полете, превращаясь в единое целое. И, опустившись на пол, изменили цвет, изменили форму, превратились в друга детства, который сбился с пути истинного.
Стоя в десяти футах от Этана, призрак, который был Данни Уистлером, заговорил: «Если ты умрешь на этот раз, я спасти тебя не смогу. Мои возможности исчерпаны. Он унес Фрика в гараж. И вот-вот уедет отсюда».
Прежде чем Этан успел ответить, мертвый Данни трансформировался в очередной раз — из Данни в стаю белоснежных лебедей, которые, сверкая крыльями, устремились к огромной рождественской ели. Влетели не в зеленые иглы, а в серебристые и алые украшения, из птиц превратившись в тени птиц, затемнивших блестящие шары, потом исчезли.
Ухватив полупарализованного Фрика за рубашку, Молох тащил его по полу в глубь гаража, все дальше от лифта.
Он уже сдернул ключи с одного из штырьков. На стене они тянулись рядком, и под каждым имелась табличка с указанием фирмы-изготовителя, модели, года выпуска автомобилей, которые висящие на штырьке ключи приводили в движение. Похититель с такой легкостью ориентировался в Палаццо Роспо, что возникало ощущение, будто он прожил здесь не один год.