Избранные произведения. IV том

Когда до Марти дошло, что самозванец и говорит его голосом, он закрыл глаза и попытался отречься от только что увиденного. Он рассуждал так: допустим, у него галлюцинации, и он в беспамятстве занимается чревовещанием. Ничего удивительного. Сначала амнезия, потом жуткий сон, затем приступ страха и, наконец, галлюцинации. Но когда он открыл глаза, его второе «я» стояло на том же месте, не собираясь уходить. Эдакая навязчивая иллюзия. Обман зрения.

— Кто ты? — поинтересовался двойник. Марти не мог говорить. В горле стоял ком, а сильные и частые удары сердца едва не душили его. Была еще одна причина его молчания: он не смел говорить, так как это означало бы порвать последнюю тонкую нить, связывавшую его с нормальным сознанием, и погрузиться в полное беспамятство и безумие.

Призрак несколько изменил смысл вопроса, спросив Марти:

— Чем ты занимаешься? — В его голосе все еще звучало удивление и какая-то зачарованность, но одновременно в нем звучали и угрожающие нотки.

Сделав шаг вперед, двойник вошел в комнату. Когда он двигался, свет и тени, отбрасываемые им, были такими же, как и те, которые сопровождают любой трехмерный предмет. Ничего сверхъестественного. Он казался вполне настоящим и земным.

В правой руке двойника, на уровне бедра, Марти заметил пистолет, который тот держал дулом вниз.

Двойник сделал еще один шаг вперед и остановился в двух с небольшим метрах от письменного стола. С застывшей на лице полуулыбкой, которая раздражала больше любого сердитого взгляда, он произнес:

— Как это случилось? Что теперь делать? Мы что, сольемся, перейдем один в другого, как в этих безумных научно-популярных фильмах?..

Ужас обострил чувства Марти. Он, как сквозь увеличительное стекло, видел каждую черточку, каждую линию, каждую пору на лице двойника. Но он никак не мог рассмотреть марку его пистолета.

— …может, мне убить тебя и занять твое место? — продолжал незнакомец. — А если я убью тебя…

Если это галлюцинация и человек с пистолетом не кто иной, как он сам, ему должно быть знакомо оружие.

— …вернется ли ко мне с твоей смертью память, которую ты также украл у меня? Если я убью тебя…

Одним словом, если эта фигура всего-навсего символическая угроза, изрыгаемая больным психом, то тогда все: сам призрак, его одежда, его оружие — плод фантазии Марти. Или можно сказать наоборот: если пистолет настоящий, то и двойник настоящий.

— Буду ли я что-либо значить для своей семьи, когда ты умрешь? Буду ли вновь уметь писать?

Подняв голову, слегка наклонившись вперед так, будто он очень сильно заинтересован в ответе Марти, двойник произнес:

— Мне нужно уметь писать, для того чтобы быть тем, кем я хочу быть, но слова что-то не ложатся на бумагу.

Эта односторонняя беседа уже не раз удивляла Марти необычными поворотами, что не подтверждало теорию Марти о том, что его сдвинутая психика попросту придумала двойника.

Теперь голос двойника впервые звучал гневно. Вернее, это скорее горечь, а не ярость, но она быстро перерастала в гнев.

— Ты украл у меня слова, талант, верни мне их сейчас же, они мне очень нужны. Верни цель, смысл жизни. Понимаешь, о чем я говорю? Верни мне способность заниматься тем, чем занимаешься ты. Можешь ты это понять? У меня внутри пустота. Господи, глубокая темная бездна. — Теперь он выплевывал слова, бешено вращая глазами: — Я хочу получить то, что принадлежит мне. Мне, черт подери, мою жизнь, мою судьбу, мою Пейдж, она моя, мою Шарлотту, мою Эмили…

Толщина рабочего стола плюс еще два с половиной метра. Всего около трех с половиной метров. Это будет выстрел почти в упор.

Марти достал из ящика стола пистолет, схватил его двумя руками, поднял дуло и направил его на двойника. Не важно, настоящей ли была цель, или это было воплощение духа. Марти знал, что ему нужно уничтожить двойника, пока тот его не опередил.

Первый выстрел разнес в щепки край стола. Они разлетелись в стороны подобно рою злых пчел. Второй и третий выстрелы попали двойнику в грудь. Пули не прошли сквозь него как сквозь эктоплазму и не разнесли на куски как могли бы разнести его отражение в зеркале. Выстрелы застали врасплох. Он упал, выронил из рук пистолет, и тот с грохотом ударился об пол. Двойник обрушился на книжную полку, уцепился за нее рукой, увлекая на пол десятки томов книг. Грудь его в крови, очень много крови, глаза широко раскрыты от испытанного шока. Он не кричит и не стонет. Единственный звук «ух» больше выражает удивление, чем боль.

Этот ублюдок должен бы свалиться на пол как подкошенный и лежать без движения. Но он уже на ногах. Оттолкнувшись от книжной полки, он встал и, хромая, заковылял к открытой двери, вышел в коридор и скрылся из виду.